— Забирай девку, и драпайте отсюда подобру-поздорову.
Маме пришлось схватить Сашу, чтобы та не выцарапала ведьме глаза. Черные выпученные зенки. И чтобы не скормила их пухлощеким близнецам.
— Плохо, плохо! — бубнил палестинец.
Разговор состоялся у здания суда. Мама просила Сашу не разговаривать с Гильдеревыми, но ведьма бросила в спину: «Угробили брата моего, теперь хотите дом отжать?»
Саша захлебнулась злостью. Розовой дымкой заволокло взор. Она ринулась на ведьму, та усмехалась.
— Как вы смеете?
— У-у, — издевательски тянула Гильдерева, — вы поглядите на нее! Шавка малолетняя!
— Да как вас земля носит? — Саша не замечала горячих слез.
— Со взрослыми разговаривать научись, хамка!
Мама тащила к себе, увещевала.
«Ну что? — спрашивала Гильдерева немо. — Что ты мне сделаешь?»
Ничего…
Мама пять лет ухаживала за тяжело больной бабушкой Зоей, была ей сиделкой и медсестрой. Ведьма ни разу не соблаговолила хотя бы по телефону поинтересоваться самочувствием родной тетки.
Бабушка Зоя умерла на девятый день после смерти сына. Умерла при Саше: задышала хрипло, всхрапнула и словно оплыла. Буднично, прозаично. Ее, как ветошь, вынесли из дома санитары: щуплое тельце в гамаке простыни.
Вторые похороны. Быстрее, проще. Наверное, к такому можно привыкнуть.
Бабушка Зоя не оставила завещания.
На суде «ваша честь» откровенно зевал и почесывал красные глаза. Адвокат сказал, что Алексиным повезло. Им хотя бы заплатили треть от стоимости жилья. Треть, на которую ты купишь либо конуру либо квартиру в поле.
И в дом въехали Гильдеревы, будь они прокляты.
Все это: похоронные ритуалы, черный венчик на лбу, омовение и ладанки — пронеслось в голове Саши при виде шуточной могилы.
Девочка, придерживая двумя пальчиками, медленно тащила к ямке гроб. Он был сделан из разрезанной пополам морковки, выдолбленной, как лодочка. В морковке, брюшком вверх, покоилась дохлая муха.
— Раба божьего, — сказал мальчик. — Бр-бр-бр, раба божьего.
«Он ее отпевает», — догадалась Саша и поежилась. Жутковатый сорокоуст для мертвого насекомого.
Муха в гробу ворочалась с бока на бок.
— Странные у вас забавы, — сказала Саша.
Девочка сердито цыкнула.
— Раба божьего, бр-бр-бр…
Морковный гроб опустился в ямку.
На Радоницу Саша навещала кладбище, и ее ужаснула просевшая могильная насыпь. Там, внизу, провалилась крышка домовины, и грунт засыпал дядю Альберта, его сомкнутые веки, его впавший рот, и черный костюм в полоску, и дурацкие туфли…
— Высыпь туда, — сказал мальчик, протягивая Саше горсть земли.
