Прежде чем лечь спать, я осторожно выглянул в окно, чтобы убедиться, что за мной никто не следил.
Этой ночью я так и не заснул.
Мыслями я ещё оставался там, среди чудовищ и растерзанных тел.
Моей смерти жаждали создания, не ведающие милосердия. Мое сердце всё ещё билось лишь благодаря милости Катрины. Она увлекала меня за собой в самое сердце ужаса. И она же позволила мне выбраться оттуда.
Всё это время я боялся, что ещё ничего не закончилось, и угроза может застать меня врасплох. И я спрашивал себя, что тогда? Что я смогу?
В одиночку.
Потом внезапно меня пронзила другая мысль, от которой сделалось как-то странно на душе.
А вдруг всё закончилось? Что тогда?
Чувствуя неясную грусть, я много времени лежал и думал о Катрине. Внутри меня бушевало царство противоречий и разногласий между чувствами и моралью.
Она оставила мне рану, которая не затянется никогда. Где-то в глубине моего сердца всегда теперь будет жить черный как уголь осколок воспоминаний о ней.
Катрина Вэллкат. Сербская наемница лордоков. Она ушла раненая. О дальнейшей её судьбе мне ничего не известно.
Скрыть наши истинные чувства труднее, чем изобразить несуществующие.
Франсуа де Ларошфуко
«Максимы и моральные размышления»
В толще мутной красной жидкости что-то встрепенулось. Белые пальцы сжались в кулак. Расплывчатый силуэт развел жидкость руками и устремился вверх.
Кровь исторгла окрепшее бледное тело во тьму подвала.
Обагренная кровяным раствором Катрина вынырнула из полусмерти. Полная сил и не снедаемая болью ран. Она взялась за края резервуара и невесомо подтянулась на мостик.
Алая жидкость ручьями стекала с неё. Густой запах железа поднимался над Катриной вместе с паром.
В зрачках сапфировых глаз блеснул tapetum lucidum[2] — взгляд брюнетки выхватил из темноты немаловажную деталь, объясняющую обстоятельства, в которых очнулась Катрина. Поодаль, у стены подвала лежала уродливая груда тряпья. В нелепых позах, сваленные одно на другое там валялись обескровленные трупы, ещё не тронутые тленом.
Похожие груды тел Катрине доводилось видеть в прошлом. При разных обстоятельствах. В одном случае это были расстрельные ямы, над которыми фашисты казнили евреев и славян[3]. В другом — крайняя мера, практикующаяся как акт исцеления в закрытом сообществе, частью которого являлась она сама.
Катрина пересчитала убитых. Столько разом загубленных душ ради продления её существования.
Она посмотрела на свои окровавленные руки и решила, что хочет это смыть.
