Младше Юлика лет на пятнадцать — уже тоже побывала замужем, — она называла его «мой старичок». И в этом не было издевки или какого-то оскорбления, которое обычно возникает между мужем и женой после совместно прожитых лет. Скорее, мне виделось легкое кокетство, даже подчеркнутая гордость за определенный статус — «старичок».
А «старичок», тем временем, был неугомонный, даже жадный к жизни. Быстрый и легкий на подъем, он всегда куда-то спешил и ничего не успевал. Множество разных идей, которые вмещались в его голове — будь то создание свободного театрального профсоюза и многое другое, — обычно так и оставались на уровне разговоров. Талантливый актер. Мало таких. И это подтверждало то немногое, созданное им на сцене, отличие, сверкающее малюсенькими крупинками. Банальная истина: талантливых всегда мало, пересчитать можно... Сказать точнее — единицы.
Юлик и был такой единицей. И не успел. Не успел во всем своем эмоциональном изображении заявить свое, только ему — и никому другому! — Богом данное, внести в мир людского несовершенства свое лучшее и искреннее, даже им самим до конца неосознанное, так как талант не всегда осознает то необычное, подаренное ему Богом, что отдается людям на суд, на их голосование — безжалостное, жестокое. Талант — вечное распятие...
Юлик не успел. Он распинал сам себя. Если не дать выход энергии, которая накапливается в замкнутом пространстве, — будет беда.
Каждый человек — это своеобразный очаг энергии. Одни выделяют ее — будто сгорают сырые дрова, другие — будто горит каменный уголь, третьи похожи на сгорание бензина... А есть и такие, у кого это выделение случается с силой ядерной реакции... И ее выход обязательно должен иметь свое направление и свой спрос. Неизвестное делается известным, когда за него приходится платить наивысшей ценой. Цепная ядерная реакция не имеет границ в выделении энергии. Неразумное к ней отношение требует высшего счета.
Не могу понять, не могу... И не дает покоя нечто такое, что зажег во мне телефонный звонок.
Близкое предчувствие смерти, которая, как тень, всегда ходит рядом с нами, и адское напоминание об этом — смерть Юлика — та редкая минута, когда, забыв про всю земную суету, мы на мгновение задумываемся про вечность. Мы как будто примеряем на себя время, когда сами однажды станем напоминанием другим. И страхом наполняется сердце. Цепляемся за жизнь изо всех сил, спасая свое плотское, которому до боли, до отчаяния нравится все земное, что расцветает под солнцем. Мы боимся, мы не хотим отказаться от себя, от своего нечистого тела, которое сильно провоняло потом и жиром, покрылось струпьями и язвами, сухой чешуей псориаза. Мы любим это тело. Любим самозабвенно и готовы защищать его до последней возможности. Мы не хотим его потерять.
