Я громко рассмеялся.
— Ты жлоб, жлоб! — почти кричала Света.
Наконец, успокоившись, я сказал:
— Расставь ноги!
— Что?! — задыхаясь, спросила Света, поняв мою просьбу по-своему.
— Ноги расставь и посмотри под диван, — повторил свою просьбу я.
Ожидая подвоха с моей стороны, Света медленно опустила голову, немного раздвинув ноги, заглянула под диван.
Как раз между ног, под диваном, стояли черные, остроносые, на высоких каблуках, итальянские Светины туфли.
— Я их туда поставил, чтоб украсть?— мягко спросил я Свету.
Света покраснела и, глядя на меня из-подо лба, немного надув губы, как-то безвинно шепнула:
— Прости.
Только теперь я заметил, что Света красивая и ей не больше двадцати лет: беловолосая, круглолицая, с серыми глазами, прямым, немного вздернутым на конце носиком и небольшим ртом с пухлыми губами.
Света сказала:
— У меня было такое: один ментяра к себе пригласил, обобрал — и туфли, и деньги, и даже бикини французское, а потом выгнал среди ночи. И пожаловаться некому было...
— Иди, — без злости и раздражения сказал я.
— Прости меня, прости! — потянулась ко мне Света.
— Сказано тебе — иди, — стоял я на своем.
— Ну хочешь, я верну тебе деньги?
— Ты их заработала.
— А хочешь, я тебе так дам?.. Сейчас, или когда пожелаешь. И даже несколько раз. Ты же знаешь, где меня искать. Кстати, как тебя зовут?
— Зачем ты этим занимаешься?
Света как-то сразу успокоилась, ее лицо приобрело смешное выражение и, надев туфли, она встала с дивана, близко подошла ко мне.
— Чтоб ты не умер от тоски... — ласково сказала Света и легонько провела рукой у меня между ног.
...Я прогуливаюсь по бульвару. Моя улица, мой бульвар Шевченко!
Выходя утром на работу или отлучаясь по какой-нибудь другой необходимости — если не считать командировок или поездок в другие города, — я обязательно возвращаюсь к нему вечером. Я тут живу уже шестнадцать лет. Если считать, что человеческая жизнь длится в среднем семьдесят два года — то это совсем не мало. Больше всего — семнадцать лет — я прожил на одном месте на родине в деревне. Все остальное время проживания в разных местах, которые мне, как пасынку, подбрасывала жизнь, длилось не более трех, пяти лет. А было, что и намного меньше.
Я человек, который привязывается к старым вещам. Даже когда они уже вышли из употребления, мне тяжело и жалко с ними расстаться. И совсем не потому, что их нечем заменить: они становятся для меня не просто домашними предметами, а приобретают значение живых существ. Я чувствую их тепло, их энергетику, которая питает мою душу, — особенно воспоминаниями.
