, говорит о «кровавом знамени переворота Русской земли вверх дном»[25]. Но в этом «перевороте» и «взломе общественного строя» Костомаров не признает ничего прогрессивного. Подводя итоги своего исследования «Смутного времени», Костомаров резко отрицательно оценивает историческое значение борьбы «казачества» — от Болотникова до Разина: «Казачество не развило в себе никакого идеала гражданского общества, ограничиваясь чересчур общим, первоначальным и неясным чутьем равности и свободы; казачество Стеньки Разина, хотевшего, чтоб на Руси не было ни бояр, ни воевод, ни приказных людей, ни делопроизводства, и чтоб всяк всякому был равен, не подвинулось в своих понятиях далеко от времен Болотникова. Шумны и кровавы были его вспышки, тряски удары, которые оно наносило иногда государству; но в заключение оно всегда, по причинам собственного нравственного бессилия, отдавалось на произвол государственной власти. До известной степени важное в значении оплота окраин, казачество при всяком своем самодеятельном движении к государству оказывалось неразумно и потому мешало успеху развития русской общественной жизни; а в той степени, в какой развило его смутное время, и казачество прошло бесследно для будущего»[26].
Итак, казачество характеризуется отсутствием «идеала гражданского общества», «нравственным бессилием», его борьба против «государства» «неразумна» и поэтому мешает развитию общества. Такова оценка Костомаровым восстания Болотникова. Отсюда следует, что Костомаров не понял ни крестьянской природы восстания Болотникова, ни его антикрепостнической сущности.
Позиция, занятая Соловьевым и Костомаровым в вопросе о восстании Болотникова, сказалась не только на оценке ими природы восстания Болотникова. Она определила собой и то место, которое занимает восстание Болотникова в самом историческом построении этих историков. И для Соловьева и для Костомарова восстание Болотникова — лишь эпизод в истории «Смутного времени». Из 359 столбцов VIII тома «Истории России» Соловьева (в издании «Общественной пользы»), содержащего историю «Смутного времени», восстанию Болотникова посвящено всего лишь 10 столбцов. Костомаров отводит Болотникову 39 страниц во втором томе своего «Смутного времени», общий объем которого составляет (в издании 1904 г.) 672 страницы[27]. Такой объем уже сам по себе исключает возможность сколько-нибудь детального изложения событий и анализа истории восстания Болотникова. И действительно, и Костомаров и особенно Соловьев ограничиваются лишь самой общей и суммарной характеристикой восстания Болотникова, давая лишь элементарную схему-хода событий и далеко не исчерпывая даже того фонда источников, который имелся в их распоряжении.
