.
Отношения Китая со странами Южных морей, сложившиеся в конце XIV в., на практике не выражались ни в широком вмешательстве в законодательную, административную и судебную деятельность последних, ни во вмешательстве в их права вести самостоятельные внешние сношения. Поэтому эти страны не были в прямой политической зависимости от Китая. В то же время китайская сторона прилагала усилия к соблюдению различных формальностей, которые якобы могли свидетельствовать о существовании вассальной зависимости стран Южных морей. И в этом она достигла некоторого успеха. Поэтому нам представляется правомерным определить сложившиеся в конце XIV в. отношения Китая с этими странами как систему номинального вассалитета последних.
Следует добавить, что этот номинальный вассалитет не был подкреплен никакими договорными обязательствами ни одной из сторон, а потому не может считаться формой реальной политической зависимости[123].
Мы уже отмечали цели, которые преследовала китайская дипломатия, придерживаясь системы номинального вассалитета в отношениях с иноземными странами вообще и странами Южных морей в частности. Однако здесь уместно поставить вопрос: почему китайское правительство в конце XIV в. удовлетворялось претензиями лишь на номинальный вассалитет стран Южных морей? Ответ на него нужно искать в конкретной обстановке, сложившейся в Китае к этому времени. Установление сколько-нибудь реального господства потребовало бы немалых и постоянных усилий со стороны Китая. В конце XIV в. внимание минского правительства было отвлечено от южных рубежей и сосредоточилось на расширении своей власти в пределах самого Китая (как отмечалось, основные провинции Китайской империи оказались под властью минского правительства лишь к 1387 г.) и борьбе с северо-западными соседями. К тому же минская правящая верхушка еще не чувствовала себя достаточно сильной в самом Китае, чтобы приступить к широкой внешней экспансии. Поэтому она ограничивалась дипломатической деятельностью в отношении стран Южных морей, понимая, что для достижения целей, выходящих за рамки номинального сюзеренитета, потребуются иные средства и методы, прибегнуть к которым у нее пока не было возможностей.
Это не означает, что перед китайской дипломатией в конце XIV в. не ставилось задачи максимально приблизить столь ревностно изображаемый в Китае, но чисто номинальный на практике вассалитет стран Южных морей к действительному. Примером тому может служить опять-таки деятельность Шэнь Чжи в Бони. Однако одних дипломатических методов для этого было явно недостаточно.
