Голова не болела больше. Ясность наступила в мозгу и во всем теле. Жизнь продолжалась. Надо было вымыться, одеться, побриться, постричься, совершить все необходимые, еще вчера казавшиеся столь неуместными, движения. Сегодня не было отчаяния во всей этой встрече весеннего солнечного утра. Тело возрождалось к жизни.
Какой пестрый и пахучий букет прислала жена!
Жена! Вот уж несколько лет подряд локоть к локтю несет она с ним непомерный груз, делит счастье побед, горе поражений и надежды замыслов. Она укрепляет его силы, как утешение, как дружба, как любовь, как уверенность в победе. Ему, бродяге, она создала семью и подчас через семью виделось ему будущее содружество народов...
Жена!
Он сел к столу и взял перо.
Слова письма рождались легко:
«...Я бодр, полон энергии. Несмотря на все тяжелое, смотрю на будущность с верой. А что касается нас обоих, я крепко надеюсь, что совсем скоро будем вместе...»
Вместе!
Он бросил перо.
Облокотившись о стол, в ладони зажав лицо, бессмысленно улыбаясь, он невнятно шептал, сам с собой разговаривая.
Если б оказалась она тут, в этой комнате! Хоть на полчаса. Хоть на пять минут...
Но мгновенная судорога, исказив его лицо, подняла его со стула.
Нет и не может быть ничего счастливого в этой жизни!
Революция разгромлена! Рудольф Эгльгофер убит!.. И он не слышит ободряющего голоса жены, не может подать руку товарищам по борьбе и по несчастью. Он сейчас — один, во власти полузнакомых людей.
Один!
Стукнув по столу костяшками в кулак сжатых пальцев, он пробормотал:
— Но мы победим! Победим!
Он принудил себя сесть и вновь взять перо:
«...несмотря на весь ужас, — все-таки весна, весна...»
Весна!
Он запечатал письмо и подошел к окну.
Каждый прохожий был для него угрозой и опасностью.
Весна!
Он тихо напевал любимую свою песенку:
Ты скажи моей молодой вдове,
Что женился я на другой жене,
Обвенчался я со смертью раннею...
Пел он по-русски.
Стукнула входная дверь.
Левинэ медленно повернулся, сел на подоконник.
В комнату вошел человек в широкополой шляпе и плаще, похожий не то на литератора из Швабинга, не то просто на бандита.
Он принес конец мюнхенским дням — документы для побега.
И последний протест воскрес в Левинэ. Неужели пришло-таки время бежать? Неужели сегодня ночью?
Левинэ неподвижно сидел на подоконнике, подложив под себя руки и даже забыв поздороваться с вошедшим.
Но этому человеку нельзя было выдать своих ощущений. Это был почти незнакомый человек, хотя Левинэ и видал его на партийных собраниях.
