Минувшее | страница 2



— Ты довольна, Анна Петровна? Вон какая у тебя армия! Только не дисциплинированна, — добавила я лукаво.

— Понимаешь, тут такое столкновение различных мнений. Боюсь заварухи. Жаль, что мы свободно не владеем языком коренного населения.

— Не беда. Кое-что поймем, остальное разъяснят переводчицы.

— Перевод — дело сложное, а тут готовится оппозиция. Меня предупредили работники Ферганы.

— Дело серьезное. Кто же организовал оппозицию?

— Во главе стоит вдова ишана. После его смерти права на святость унаследовала вдова. Она имеет большое влияние не только на женщин, местное духовенство очень считается с нею. Вот она-то и пожаловала сюда.

— Так это же замечательно! Ее надо распропагандировать — женщины толпами пойдут за нею…

— Пустое! Она сама верит в свою святость, фанатична хуже муллы.

Не успела Николаева договорить фразу, как подбежавшая делегатка позвала ее в президиум, собравшийся на сцене за длинным столом, покрытым красным сатином.

Я оглянулась, все стулья были заняты. Но вот в третьем ряду затрепетала красная косынка. Молодая женщина в элегантном черном костюме махала мне косынкой, указывая на свободный стул рядом. Я узнала Рисолят, работавшую в женотделе. Едва я успела занять свое место, как прозвучал звонок и председатель объявила о докладе Любимовой.

И вот на трибуне зазвучал голос докладчика. Говорила Любимова на русском языке. Странное дело, когда выступала Любимова, какие-то невидимые нити протягивались от нее к аудитории. Так было и теперь. Большинство не понимало русского языка, но никто не мог отвести глаз от вдохновенного лица, обрамленного огненно-золотистыми подстриженными волосами, от искрящихся серых глаз. Да, вождь женских боевых отрядов умела покорять, завораживать затворниц.

Едва закончился доклад, место на трибуне заняла переводчица Шамсикамар Гаибджанова. В черном костюме, сухощавая, с характерным смуглым лицом, с проницательными черными глазами и тоже коротко подстриженными волосами, она стояла под взглядами взволнованных слушательниц. Такой она мне запомнилась на долгие годы.

Зал не шелохнулся, все ждали. И вот, точно могучая полноводная река, потекла плавная, спокойная речь на родном языке. В глубокой тишине раздавался уверенный голос переводчицы. Вот в нем звучит печаль при имени великого учителя Ленина, но сквозь эту печаль прорываются при слове «шариат» нотки гнева. А вот уже зазвучали раскаты грома, и зал ожил, задышал, заволновался… Послышались вздохи, всхлипы, приглушенные возгласы. И разразился ураган рукоплесканий.