— Вот как надо писать!
В гимназиях и других учебных заведениях молодежь зачитывалась талантливыми произведениями молодого автора. Особенно восторженно декламировали «Песню о Соколе» и «Песню о Буревестнике».
И капли крови твоей горячей,
как искры, вспыхнут
во мраке жизни,
И много смелых сердец зажгут
безумной жаждой свободы,
света!
В те годы у меня, четырнадцатилетней девочки, только начинало формироваться мировоззрение. Но на всю жизнь в сердце моем остались гордые, полные силы слова о гордом, смелом Соколе. Они вливали новые силы и веру в великую правду.
* * *
1901 год. Я поступила на работу в Управление постройки Оренбург-Ташкентской железной дороги. Через год получила отпуск и проездной бесплатный билет в мягком вагоне. Поехала с отцом в Крым. Отец имел от военного госпиталя направление на излечение ревматизма в грязелечебницу Саки. Отец выбрал круговой маршрут: Ташкент — Красноводск — Баку — Батуми и по Черному морю на пароходе береговым рейсом до Евпатории.
Это путешествие обогатило меня незабываемыми впечатлениями, а главное, одарило мимолетной встречей с великим писателем земли русской Максимом Горьким.
Простившись с отцом в Севастополе, где мы прожили два дня, осматривая город русской славы, я возвращалась в Батуми на пароходе прежним путем.
После шторма в море сильно качало, и я лежала в каюте, читая книгу. Почувствовав духоту и головокружение, решила подышать свежим воздухом. На палубе все скамьи были заняты лежавшими на них пассажирами: всех их укачало. На носу парохода я обнаружила свободную скамейку, ее обдавало водяной пылью от брызг, попадавших на палубу. А палуба уходила из-под ног. Уцепившись за какую-то снасть, я плюхнулась на скамью. Кругом вздымались волны со свинцовыми гребнями, небо, затянутое тучами, постепенно светлело, ветер рвал облака, обнажая голубые клочки неба. К борту подошел высокий сутулящийся человек в широкополой шляпе и в черной накидке. Он снял шляпу, поднял лицо навстречу ветру и брызгам. Ветер трепал длинные русые волосы, рвал полы накидки, а он смотрел в яснеющую даль моря. Всматриваясь в широкое хмурое лицо, я думала: очевидно, палубный пассажир, мастеровой или рабочий. Но где-то я его видела? Не из наших ли железнодорожников? А пассажир, нахлобучив шляпу, подошел и сел на скамейку. На меня глянули серые вдумчивые глаза. Он проговорил хрипловатым голосом:
— Большая волна. Не укачает вас?
