– А картошку нашу воровать можно? – Девчонка упёрлась руками в бока. – Я в Загорск уехала, за продуктами, а они пол-огорода выкопали! (О том, что в Загорск она ездила на велосипеде, экономя деньги на автобус, и теперь корила себя – автобусом приехала бы раньше, и они бы не успели столько выкопать, – Вика говорить не стала).
– Так они же вернули.
– Вернули… Она бы выросла, и было бы в пять раз больше. Что я теперь родителям скажу? Они в августе приедут, что я им скажу? – повторяла Вика, судорожно стискивая пальцы, и Чермена поразило её отчаяние.
– Скажут, что мне ничего доверить нельзя, и денег не дадут… – Вике не хотелось плакать при постороннем человеке, но она не смогла удержаться и заплакала.
– Зачем тебе деньги?
– На репетитора, в Академию поступать… У нас денег мало, мама на полставки перешла, и кредит выплачивать надо… Папа сказал, вот картошку продадим… – Вика не договорила, захлебнувшись слезами.
– Ты вот что… Подожди плакать. Безвыходных ситуаций не бывает, выход есть всегда, – Чермен взял её за плечи – детские, угловатые, вздрагивающие от всхлипов, – и усадил на ступеньки крыльца. Руки у Чермена были сильные и тёплые, такие же, как у Викиного отца. Если бы папа был сейчас с ней, он бы придумал что-нибудь. Она бы рассказала ему, как всё случилось и что она не виновата. А через месяц – что она расскажет? Кто ей поверит?
Вика с удивлением поняла, что она говорит это вслух, а Чермен внимательно слушает и кивает. Он что, соглашается с ней? Он – не враг?
–Так ты одна здесь? Как же тебя оставили? Сами отдыхать уехали, а тебя одну оставили?
– Они не отдыхать, они лечиться… У мамы хроническая усталость, она на работе работала, а ещё за Марьей ухаживала и за дедушкой, вот и заболела. Мама всё думала, что Марья притворяется, а она не притворялась, она уже ходить не может, лежит и не встаёт. С ней соседка сидит, не за так, за деньги. А дедушка в санатории, в кардиологическом, ему путёвку дали. А мама с папой на Байкале, врачи сказали, маме обязательно надо уехать куда-нибудь, все равно куда, и хорошо отдохнуть, – торопясь, говорила Вика. Ей больше некому было – довериться, некому рассказать.
Чермен достал из кармана носовой платок, бесцеремонно зажал Викин нос и скомандовал: «Сморкайся!» Оторопевшая Вика послушно высморкалась. – «Вот и молодец. А то, понимаешь, наглотаешься соплей, аппетит перебьёшь, ужинать не будешь» – насмешливо сказал Чермен, и Вика рассмеялась. И удивилась: ей казалось – она больше никогда не сможет смеяться.
