Вырастет, в город уедет, там своё счастье встретит, думала Даша. Ещё она думала, что отец её простит. Что Линора найдёт себе мужа, и у них с Фёдором будут внуки. Они будут жить дружной большой семьёй в избе из сибирской лиственницы, подаренной дедом Стефана Колятовского Дашиному прадеду, служившему у графа лесничим.
* * *
Григория Негубина клятовские прозвали бирюком. Живёт один в просторной избе с прирубом, а дочка ютится в халупе, от угла до угла четыре шага, не повернуться.
Негубин молчал, терпел, кряхтел. И наконец сдался. К Офицеровым пришёл сам, тяжело опираясь на палку. Не дождавшись приглашения, сел на табурет и объявил:
– Плохо мне одному. Изба пустая, тихо в ней, как в могиле. Ночью проснусь и не пойму, жив я ещё али уж помер. За тобой я пришёл, дочь. Перебирайся жить в свою избу. – Григорий перевёл угрюмый взгляд на зятя и продолжил, через силу выдавливая слова. – И вы перебирайтесь. А избёнку – на дрова. У ей венцы подгнили, рухнет скоро. Али сами не видите?
В избе воцарилось молчание. Даша пыталась улыбнуться, но у неё не получалось: отец совсем плох, еле на ногах держится. Фёдор смотрел на тестя с вызовом. Анна Егоровна недовольно поджимала губы. Из-за её спины робко выглядывала девчушка лет пяти – словно понимала, что пришли не к ней и в дом зовут не её.
Федька Офицеров с согласия матери продал избу на дрова и перебрался с семьёй в негубинский дом.
Григорий своих домочадцев не сказать чтобы любил, но терпел. С Анной Егоровной разговаривал уважительно, с Фёдором покровительственно, на Дарью покрикивал да порыкивал. А Линору и вовсе не замечал, словно её не было. И изо всех старался не показать, как ему плохо. Грудь резало болью, рвало кашлем, а силы ушли, словно ему не пятьдесят два года, а все девяносто. Даша терпеливо ухаживала за отцом, не замечая его холодных глаз и не слушая злых слов. Григорий крепился-крепился и запил.
Напивался до зелёных чертей, обзывал грязными словами дочь, Линоре пообещал, что отвезёт её в детский дом, а Фёдору с Анной Егоровной велел убираться вон из его избы.
– Куда ж нам убираться? Ты избу нашу на дрова продал, в чужих печах сгорела изба-та, – бесстрашно наступала на него Егоровна. – Продал, а денежки прикарманил. Возвертай назад, тады уйду. И невестку с сыном заберу, а ты подыхай тут один, пень трухлявый.
В такие дни Линора жила у соседки Настасьи, Дашиной школьной подруги. И однажды убежала домой, улучив момент, когда Настасья ушла на огород.
