Не давая ему опомниться, потянула за собой:
– Пойдём на луг, Феденька. Я в избе не хочу: грешно в дому-то, а на лугу никто не увидит, никто не осудит.
Фёдор целовал её в солёные от слёз губы и не верил своему счастью: она пришла к нему сама, она будет его женой, и никто не в силах этому помешать. Подхватил Дашу на руки, пошагал размашисто, радуясь своей драгоценной ноше.
– Отпусти, – Даша выскользнула из его рук, пошла рядом. – Нельзя тебе тяжёлого носить, грыжа у тебя, сам говорил. Прихватит, как обратно пойдёшь? Только ты осторожненько, Федя. Это, говорят, больно, когда в первый раз.
Фёдор послушно кивал, не вполне понимая, о чём она его просит. А внутри поднималось что-то живое и неодолимое, гулко стучало в груди, опускалось вниз, наливалось упругой силой.
Домой Даша вернулась, когда ещё не рассвело. За занавеской, на широкой кровати, спали мать с отцом. На печи ворочался дед, постанывал во сне. Наверное, ему снилось что-то плохое. Даша торопливо прошмыгнула в свою комнатку, сбросила мокрое от росы платье, свернулась калачиком на узкой кровати.
Веки смыкались, тяжелели, а сердце испуганно билось, словно спрашивало: «Что же теперь будет?» Сквозь наплывающий сон ей почудилось, будто мелькнула под лавкой чёрная шапка. Даша с усилием открыла глаза, приподнялась на постели. Никогошеньки. Примерещилось, знать. А если не примерещилось? Если это Избяной в чёрной шапке показался? Да ведь он за мамой пришёл! – враз догадалась Даша.
Забормотала молитву, путая слова: «Именем священномученика Киприана прогоняю, одолеваю, и уничтожаю от себя всякое зло. Господи Всемилостивый, огради маму… то есть, рабу Твою Катерину Негубину святыми ангелами Твоими и молитвами великомученика Киприана и мученицы Иустиньи, и святого Николая Чудотворца, и других святых Твоих и угодников Твоих. Услышь мою просьбу и помоги мне, грешной и недостойной. Спаси рабу твою Катерину Негубину из деревни Клятовки, что живёт в третьем доме по улице Запрудной. Не позволь ей умереть, защити от старого чёр… от Избяного и утром, и днём, на зорьке, на закате, и на сон грядущий. Аминь».
Даше вдруг вспомнились слова матери о том, что спастись от домового можно бранью либо крестным знамением, а молитв он не боится. Ещё можно повесить на стену мёртвую сороку или воткнуть над дверью нож. Убивать сороку не хотелось, за что ж её убивать, пусть себе летает. А за ножом надо идти через горницу, а там дед. Что-то он сегодня беспокойно спит, ворочается. Вдруг да проснётся? Пристанет с вопросами: зачем поднялась ни свет ни заря да куда бегала, где так платье измяла, почему волосы мокрые, всклокоченные…
