— Но он же человек. Смертный.
— Ну и что? Конечно, смертный. Очень хороший человек, мы давно дружим.
— Охренеть можно. Он точно твой друг?
— Да.
— Он в тебя выстрелил, я успел увидеть!
— Он знает, кто такие Бессмертные. Мы ему мешали музыку писать. Он предупредил.
— Но…
— Головой вертишь? — Митосу разговор уже надоел. В животе требовательно забурчало. — Вот и верти дальше. Шуметь не советую. Двери надёжные, сам проверял, так просто не выбьешь.
Дэн заткнулся, потрясённый, видимо, до глубины драчливой души. Гитара пела и плакала.
Митос нашёл на полке запасную поварскую куртку, обтёр подсыхающую кровь дырявой майкой и переоделся. Телефон в кармане брюк уцелел, и он набрал знакомый номер. Мак ответил сразу же.
— Ты где?
Дункану достался малый зал для ВИП-персон. Залом это помещение назвать можно было только в порыве клинического тщеславия, но комнатка уж всяко побольше кладовки. И диван есть. Дункан тоже не был настроен на долгие беседы. Удостоверившись, что с приятелем всё в порядке, он нажал отбой.
А Митоса вдруг осенила идея. Он освободил от консервов несколько картонных коробок и свил из них вполне уютное гнездо. Полиэтиленовая плёнка с пузырьками, которой в узилище нашлось метров сто в рулоне, прекрасно сгодилась на матрас и подушку. Через пять минут перед Митосом стояли в ряд открытые жестянки с зелёным горошком, ананасами, ветчиной и какой-то шипучкой. Он, развалившись на импровизированном ложе, поочерёдно припадал к каждой банке, и лицо его светилось радостью бытия.
* * *
Дункан слушал гитару. Это было так прекрасно, что к горлу подкатывали слёзы. О пуле он уже почти забыл, остался только смутный зыбкий след с привкусом благодарности за то, что не надо убивать похожего на Ричи парня. Игра есть Игра, наверняка тот забияка уже брал головы, но думать о том не хотелось. Не сейчас. Гитара пела о прощении и любви ко всему живому, пела только для Дункана, и, чтобы не разрыдаться позорно, пришлось схватить катану. Музыка требовала работы обеих рук, и подходящий по размеру и весу предмет (декоративное что-то) занял место даги. Музыка вела, Дункан шёл за ней в привычном и всегда новом танце. Ради этого стоило жить вечно.
Он никогда не считал себя богемой, но разве так мало — уметь ценить созданное другими?..
* * *
Джо Доусону было очень стыдно. Он сильно хромал и прятал глаза. Руки слегка тряслись от ночного перенапряжения, будто действительно с похмелья. За его плечом маячил мятый невыспавшийся малёк. Дэн Горт, надо полагать. Ему тоже было стыдно. Митос невозмутимо ждал.
