Уолтер слегка ошибся. Собор оказался XIV века.
Внутренним убранством полюбоваться не довелось. Внешним тоже. Удалось увидеть только боковую стену с нишами, в которых скучали сердитые каменные старики. Любовался ими Уолтер недолго. Анна зашла в небольшую дверь, рядом с которой висел позеленевший от времени колокольчик, и пробыла внутри минут пять. Вернувшись, взяла молодого человека за руку и повела за собой. Возле дверей остановилась, сняла со своего спутника шляпу и велела обращаться к тому, кто их встретит, «отец».
Уолтер констатировал, что его и в самом деле принимают за ребенка.
«Отец», оказавшийся по виду скорее прадедушкой, ничего говорить не стал. Кивнул в ответ на приветствие и поманил за собой. Идти пришлось между серых каменных надгробий с крестами на верхней крышке. Под ногами — тоже надгробные плиты, и тоже с крестами. Глаз зацепил одну из дат. 1620 год! «Мейфлауэр» приплыл в Америку! Уолтер представил себе, когда все это было — и проникся почтением.
Чуть в стороне от долгого ряда серых памятников находился люк. Железная крышка открыта, вот и первая ступенька лестницы, но не железной, каменной. «Отец» взглянул сурово и кивнул на темный зев.
— Там только мертвые, — негромко проговорила Анна. — Не боишься, маленький Вальтер?
Молодой человек хотел бодро рубануть: «Никак нет, мэм!», но вдруг почувствовал, что и вправду не боится.
— Нет, — ответил просто. — Бояться живых нужно.
— А я пока съезжу к тому, кто нам может помочь. Если повезет, завтра мы будем уже далеко. Наклонись…
Уолтер подчинился. Девушка закрыла ему ладонью глаза, коснулась губами губ.
— Помолись за грешницу, Квентин!
«Отец» сделал вид, что разглядывает надпись на одной из плит.
А потом его отвели прямиком в склеп к двум отважным рыцарям.
Все это было несколько часов назад, и за это время молодой человек не только освоился, но и успел привыкнуть. Склеп? И что такого? Ничего страшного, четыре стены из крупных тесаных блоков и дверной проем, что вел в коридор-проход, в котором неярко горела единственная электрическая лампочка. В склепе царил тихий сумрак, сквозь который проступали два белых контура — высокие, в человеческий рост фигуры. Надгробия не лежали на сырой земле, их врезали в камень, поместив под каждым несколько строчек эпитафии.
От того, что справа, остался лишь неясный след, тень от тени. Чьи-то нечестивые руки покусились на давнюю славу, выщербив каменный барельеф. Тому, что был слева, повезло больше. Пострадала лишь надпись, каменный воин, как и прежде, хранил покой подземелья.
