Прошло примерно двенадцать поколений, прежде чем история этого поразительного события Исхода была записана. Разумеется, она обросла деталями – и, безусловно, элемент чудесного с течением лет только усиливался – однако сам опыт оставил неизгладимый отпечаток на жизни еврейского народа. Бог избавил их. Бог любит их. У Бога для них особое предназначение. С тех пор они стали считать себя избранным народом Божьим, связанным с ним договором или заветом, – тем народом, которому впоследствии суждено стать источником благословения для всех народов мира. Бог в их глазах обладал властью и над природой, и над водной стихией. Евреи провозглашали эту истину в своих литургических текстах, пересказывали вновь и вновь как часть своего эпоса. Когда же этот эпос стал наконец Торой, или Священным Писанием, и когда его стали читать в еврейских синагогах, он обрел название слова Божьего.
В ходе этого процесса сложилась история о главном чуде в еврейской Библии. Может, сходным образом возникли и рассказы о чудесах Иисуса? К этому вопросу мы сейчас перейдем. Но нам следует постоянно держать в уме приведенный выше анализ и связанные с ним проблемы. Возможно, евангельские чудеса – также не реальные события истории, а лишь внешние попытки выразить словами сильное внутреннее переживание. Можем ли мы разобрать их, демонтировать или даже вовсе вычеркнуть их из памяти об Иисусе, не подрывая при этом сам опыт Иисуса? Если нет, то у христианства нет будущего. Если да, то есть шанс, что христианству удастся выжить в мире постмодерна. Думаю, такая цель стоит затраченных усилий. И приглашаю вас еще в одну область, где необходимо отделить высшую истину от буквальных понятий.
6 Природные чудеса: не истина, а символ
В своей христианской жизни я уже достиг того этапа, когда больше не нуждаюсь в Боге-чудотворце, чтобы укрепить свою веру. Да что там – такое понимание Бога лишь отталкивает меня от веры.
Тяга к чудесам отвечает глубинной потребности человеческой психики. Как проявление почти всеохватывающей тоски, она находит отражение в большинстве религиозных систем и происходит, по моему убеждению, от экзистенциального ощущения травмы самосознания. Идея о том, что мы, возможно, одиноки во Вселенной, что ей правят естественные силы, над которыми мы не имеем никакой власти, рождает больше страха, чем мы способны воспринять. От него мы отгораживаемся мыслью, постепенно перерастающей в убежденность: есть некая высшая сила, намного превосходящая ту, которой обладают люди – сила, которая следит за нами и приходит нам на помощь.
