.
И перед нами еще более тревожащий вопрос: была ли в истории Мария, мать Иисуса?
Только в четвертом Евангелии говорится о том, что мать Иисуса присутствовала при Распятии. Цель Иоанна, поместившего ее туда – дать возможность Иисусу вверить ее заботам ученика, «которого Он любил» и который отныне должен стать ей «сыном» (Ин 19:25–26). Это Евангелие всегда выставляет любимого ученика в героическом свете, и ни один библеист не считает данный эпизод историческим воспоминанием. И широко распространенное в католическом благочестии представление о матери Иисуса, оплакивающей его у креста или держащей на руках мертвое тело сына – не более чем чистой воды фантазия. Оно подходит для фильма, но не для исторического труда.
В Евангелии от Иоанна есть еще только одно упоминание о Марии, и его никак не назвать лестным. Оно появляется в предании о свадьбе в Кане Галилейской (2:1–11). Здесь текст Иоанна входит в разительное противоречие с благочестивой традицией, окружающей образ девы в истории. Иисус укоряет мать за попытку ускорить события, обращаясь к ней со словами: «Что Мне и Тебе, женщина? Еще не пришел час Мой».
Люди нередко поражаются, осознав, что на этом и кончаются сведения о матери Иисуса во всем Новом Завете. Они не только скудны – порой они связаны с враждебностью и отторжением. Едва ли не все положительные элементы христианской традиции, связанные с библейским образом Марии, содержатся в рассказах о Рождестве, которые уже почти никто не воспринимает как исторические. А смущающие рассказы о матери Иисуса отцы Церкви либо игнорировали, либо давали им иное, «творческое» толкование. И все же Мария идет сквозь века – во многом благодаря постоянно расширяющейся и насыщенной чудесами мифологии. Сперва она становится вечной девственницей – до родов, во время родов и даже после родов. Затем ее полностью лишают земного облика, приписывают ей непорочное зачатие и телесное вознесение на небеса после смерти. Однако ни один из этих рассказов о Марии даже не претендует на какую-либо историческую основу[21].
Древо нашей истории веры, понимаемой в прямом смысле, начинает сотрясаться, как только берешься за поиск реальных исторических данных, подтверждающих ее притязания. Стоит лишь отвергнуть легенды о Рождестве как не имевшие места в истории – и образы обоих предполагаемых родителей Иисуса меркнут. Эти легенды обладали огромной эмоциональной силой в развивающейся традиции, но не имеют под собой никакого фактического основания. Утверждать обратное – значит не только поддаться иллюзии, но и игнорировать все, что мы сейчас знаем о библейской науке. Поэтому мы отклоним их как чистую мифологию. Лишь тогда исторический Иисус начнет постепенно проникать в наш кругозор, и мы заметим его человеческую сторону.
