— Тогда почему же я не помню его? Черт, я даже не знаю, где я живу. Какой это город?
— Чикаго, приятель. И вы не живете нигде. Вы обычный бродяга.
Мы оказались в обширном вестибюле и подошли к двойным дверям, ведущим на бетонные ступени. Дальше тянулся газон и стоячи деревья, выглядевшие знакомыми в темноте.
— Летний домик сенатора, — сказал я. — Только прожекторов не хватает.
— Вы не можете рассчитывать на этих политиканов, — сказал Трайт. — Я дам вам совет, Барделл. Бросьте все. Живите себе, как жили. Может, вам немножко и поскребли память, но, черт побери, вы были далеко не в лучшей форме, когда попали к нам. Я бы сказал, что вы были все равно, что мускат без спиртного, приятель.
— «Ластриан конкорд», — сказал я. — Мисс, мисс Реджис… Ничего этого не было, да?
— Рассматривайте все это как кошмарный сон. А теперь вы проснулись. Так идите, напейтесь, проспитесь, и станете, как новенький.
Мы уже спускались по ступеням, он повернулся ко мне и указал на выход.
Я колебался.
— Между прочим, какого цвета у вас там стены? — спросил я.
— Светло-зеленые. А что?
— Да просто любопытно, — сказал я, сделал полуповорот, нанес жесткий удар согнутыми пальцами в грудину, и он тут же обмяк, как переспелый банан. Я подхватил его, вырвал из его руки мою сотню и обшарил его карманы. В набедренном я нашел еще тридцатку, как раз на проезд.
— Пока, красавчик, — сказал я. — Я тебе никогда и не нравился.
Я оставил его на ступенях и направился к выходу.
ПОХОЛОДАЛО СРАЗУ после захода солнца. В Публичной библиотеке еще горел свет. Библиотекарь резко взглянул на меня, но ничего не сказал. Я нашел тихий уголок и стал отдыхать, пытаясь набрать до закрытия как можно больше тепла. Есть нечто успокаивающее в тихих стеллажах и тяжелых желтых стульях из дуба, а даже в запахе пыльной бумаги и даже в шепотках и мягких шагах…
Шаги остановились, стукнул вытащенный из-под стола стул. Зашелестела материя. Я не открывал закрытых глаз и пробовал выглядеть старым джентльменом, который вошел просмотреть подшитые комплекты «Харпера» и задремал где-то на середине 1931 —го года. Но я слышал тихое дыхание и чувствовал на себе чей-то взгляд.
Тогда я открыл глаза. Она сидела за столиком напротив меня, молодая, трагичная и немного поношенная.
— С вами все в порядке? — спросила она.
— Не исчезайте, леди, — попросил я. — Не превращайтесь в дым и не улетучивайтесь. Даже не уходите. Просто посидите тут и дайте мне время помолодеть лет хотя бы до девяноста.
