– Может, они ими и были, – буркнул я.
– Ну так уже больше нет. – Он встал, вынул ствол и ухмыльнулся мне. – Живо, давай работай.
Я уже опустошил почти весь амбар, но еды все равно решительно не хватало. К тому же три из пяти водяных насосов не работали, а к закату я успел починить от силы один.
– Пора валить, – сообщил Дэйви.
– Я еще не закончил.
– Ну и отлично, торчи тут, сколько влезет, сам по себе. – Он зашагал к воротам.
Я оглянулся на спаклов. Теперь, когда дневная работа кончилась, они постарались отодвинуться от солдат и ворот как можно дальше.
И от меня с Дэйви, понятное дело, тоже.
Я посмотрел на них, Дэйви в спину, снова на них. Еды было мало, они остались голодными. Воды тоже. Им было некуда сходить в туалет. Нигде никакого укрытия.
Я протянул было к ним пустые руки, но это ничего толком не объяснило – што это могло объяснить? што это могло изменить? как помочь? Они просто стояли и смотрели на меня. Я уронил руки и побрел следом за Дэйви к воротам.
– Ну что, как у нас с храбростью, свиная ссанина? – Дэйви отвязал коня.
Сам он звал его Бурелом, но отзывался тот все равно только на Желудя.
Я его проигнорировал. Я думал про спаклов. Про то, как хорошо я буду с ними обращаться. Я ведь точно буду! Я сделаю так, штобы у них было довольно воды и еды, и постараюсь всеми силами их защитить.
Да, так и будет.
Я пообещал это себе.
Потомуш этого хотела бы она.
– О, я могу тебе сказать, чего она на самом деле хочет, – вставил Дэйви.
И мы подрались еще раз.
Когда я вернулся, в башне действительно была постелена новая постель. Матрасы с простынями: один по одну сторону – для меня, другой по другую – для мэра Леджера. Который уже восседал на своем, поедая што-то тушеное из миски и громыхая Шумом.
Скверный запах, кстати, тоже исчез.
– Ага, – кивнул мэр Леджер. – И угадай, кому пришлось все это чистить.
Кажется, его заставили работать уборщиком.
– Честный труд, – пожал плечами он, но в его сероватом Шуме были и другие звуки… вовсе он не думал, што труд такой уж честный. – Я бы даже сказал, символичный. Переместился с вершины муравейника в самый низ. Ежели б не так очевидно, получилось бы даже поэтично.
Меня у кровати тоже ждала миска тушенины, и мы с ней устроились у окна, штобы глазеть сверху на город.
Который уже начинал отчетливо жужжать.
Лекарство явно покидало системы жителей города: это было прямо слышно – неслось из домов, из зданий, из переулков, из-за деревьев даже…
В Новый Прентисстаун возвращался Шум.
