— Нет.
Подглядывая, он машет руками.
— Никаких оливок, — откусив кусок холодной пиццы, он спрашивает. — Как твои занятия прошлым вечером?
— Это не занятия.
— Ладно. Как все прошло?
— Отлично. Не совсем уверен, как это поможет.
С набитым ртом, Итан падает на диван рядом со мной, и, сдвинув подушку, спрашивает:
— Почему ты так думаешь?
Я пожимаю плечами. Я ушел с той встречи, чувствуя себя в таком же подавленном состоянии, как будто ничего не изменилось. Я знал, что ничего не меняется сразу, но я думал, что мне будет немного легче. Как будто мир не пытается похоронить меня заживо.
Я ничего не чувствовал.
На самом деле, это неправда.
Когда я вернулся домой после написания письма, я чувствовал себя злым, безумным, обиженным на весь мир. На жизнь. И спустя несколько дней я чувствую то же самое. Размышлять о своих чувствах, не помогает. Это держит меня, будто я нахожусь в чертовом ящике, из которого не могу найти выход.
— Просто чувствуй себя иначе, — он дразнится. — Иди в ногу со своим поколением[20].
— Ну и что это значит?
Он откидывается на диван и, указывая на меня наполовину съеденной пиццей, говорит:
— Когда дело доходит до противоположного пола, мгновенное удовлетворение — это то, что нужно. Но когда у тебя есть проблемы, не так просто быстро их решить. Особенно с той, с которой ты столкнулся, — наклонившись вперед, он говорит с серьезным выражением на лице. — Мужик, ты отказался от своего ребенка.
— Знаю, — я провожу рукой по волосам. — Я знаю, что сделал. Не нужно мне напоминать.
— Может быть, — положив пиццу, он подходит ко мне. — Джейс, то, что ты сделал — самая большая жертва, которую может сделать человек. Ты должен дать себе время.
— Это не так просто. Хотел бы я просто забыть все, но это невозможно. Каждое утро, когда я просыпаюсь, кажется, что на мою грудь давит трехсотфунтовый человек, который не дает мне дышать. И когда я встаю с постели и сталкиваюсь с реальностью, я вижу людей, у которых есть дети. Ты их не замечаешь, пока не потеряешь своего. Это каждый раз убивает меня. Видеть, как они гуляют с ними, заставляют их смеяться. Похоже, что в этом городе у всех дети, и это превращает мою жизнь в ад. Это пытка, — я поднимаю руки, указывая на свое окружение. — Такая жизнь — пытка.
Я никогда не думал, что буду испытывать подобную боль.
— Черт, прости. Я не могу представить каково тебе.
Звонок телефона отвлекает меня, прежде чем я могу ответить Итану. Вздохнув, я вытаскиваю его из кармана и вижу номер Джун. Почему она звонит?
