Прохор бежал по поселку к клубу, и в голове молотило: нет, не может быть, нет! К чему относились эти слова, он не знал. Как не знал, зачем бежит туда: ведь Юрсов сказал, что увезли уже! Но казалось почему-то: надо скорее прибежать туда, как можно скорее и чем скорее — тем лучше для Витьки.
Разговаривать с ним вышел его, видимо, возраста, с усами и бородой, такой весь отутюженный, с галстуком под застегнутым натуго воротом рубашки, врач, главный их, как ему сказали, и, разговаривая, отвечая на вопросы Прохора, смотрел на него, держался с ним с внимательной, успокаивающей участливостью, будто и сам Прохор был больной.
Бревном его шибануло, Витьку, вот что. Одним из тех, значит, что вчера притащил к яме из сараи. Опять, видно, пробегал Витька день с ребятней, не брался за инструмент, не выбрал из ямы оставшийся краешек, как ему строго-настрого было велено, и вот перед самым отцовским появлением — если б не пошел в столовую пить отпускную, — полез выбирать его, этот краешек. Наверно, так. И в самом деле, лежало там наверху, на глиняном гребне одно бревно — решил вчера, перетаскавши из сарая, прямо бревном померить яму, в размер, не в размер, и после, померивши, выбросил его наверх, думал — скатится по гребню на другую сторону вниз на траву, а оно задержалось там, качнулось и замерло, хотел еще столкнуть и почему-то не столкнул…
Прохор слушал доктора, докторские слова приходили к нему будто из какого тумана, участливо-внимательный, успокаивающий тон доктора и бесил, но и вместе с тем утишал железную, тугую колотьбу в голове.
— Ну, в общем, повезли его, да? — ненужно спросил он, во второй уж, а может, и третий раз, когда все вопросы в нем кончились, и доктор сам тоже ничего больше не говорил, — стояли напротив друг друга и молчали, надо вроде было поворачиваться и идти, но ноги как приросли и не поворачивались.
— Повезли, — коротко на этот раз ответил доктор, и снова стояли, смотрели друг на друга, длилось так, длилось, и Прохор, наконец, совладал с ногами, поворотился и пошел к выходу из клуба.
Он вышел на крыльцо и остановился. В пыли перед крыльцом оттиснулся рубчато и еще не успел затоптаться след от шин. Автобус, должно быть. За Витькой его приезжал. Окажись здесь всего-то какие-нибудь полчаса назад, а то и того меньше, и он бы еще застал Витьку…
За спиной застучали шаги. Неместная женщина, худотелая, в сарафане с открытыми плечами и открытой до середки лопаток спиной, близко прошла мимо, обдав городским душистым запахом, спустилась вниз, на рубчатый оттиск шин, потопталась на нем, крутя головой по сторонам, и повернулась к Прохору:
