Звонила жена.
— Ты что, все на работе? — изумилась она. — Да я тебе просто уж так звоню, просто не знала, что другое подумать. Тебе же у Катюхи на собрании через двадцать минут быть.
— Через двадцать? — Ладонников глянул на часы: да, семь без двадцати трех. Это надо же, полтора с лишним часа просидел как одну минутку. — Чего раньше не позвонила? — подосадовал он. — Теперь домой не успею, чтобы поесть.
Жена помолчала.
— Ну давай я, что ли, пойду тогда, — с виноватостью предложила она потом. — А ты домой тогда, у меня тут готово все.
— Нет, о тебе никакой речи. Придумаю что-нибудь. По пути перехвачу где-нибудь, — быстро сказал Ладонников. — Все, пока, не задерживай больше, побегу. Ребята дома, все нормально?
— Да, дома, все нормально, — с торопливостью проговорила жена.
— Ну все, пока.
Ладонников опустил трубку, поднялся и уложил гармошку распечатки в одну стопу. Надо же, полтора часа — как одна минута. И о собрании забыл.
На родительские собрания и к сыну, и к дочери вот уже года четыре как он ходил сам. Изредка жена, а так, как правило, он. Для авторитета. Чтобы знали: отец пошел, не мать, сам все узнает, что у них там в школе, и если что — поблажек не будет.
Никого из подчиненных в комнате уже не осталось, все ушли. Ладонников снял с гвоздика у двери ключ, закрыл ее и внизу, выходя на улицу, сдал ключ дежурному.
— Поздненько, поздненько, — улыбаясь похвально, сказал свою обычную фразу сивощетинистый старик вахтер, принимая ключ. Ладонников помнил его еще много моложе, хотя и в ту пору уже стариком. Вахтер был прежней закалки, из литейщиков в прошлом, и хорошим работником, по его понятиям, являлся тот, кто уходил с работы основательно спустя после звонка. Чем больше спустя, тем лучше.
— Да уж вот так, — обычно же ответил Ладонников, улыбаясь ему ответно.
Последнюю пору он засиживался именно до этого времени. Прежде засиживался и дольше — и до восьми, и до девяти, без всякой на то особой нужды, а просто хотелось побольше сделать, скорее результат увидеть, пощупать его, так сказать, руками, но последнюю пору приходилось довольствоваться сверх звонка этими вот полутора часами. Желудок что-то стал пошаливать. Раньше мог сутками крошки не взять в рот — и ничего, аппетит только после зверский разыгрывался, а теперь не поест, вовремя — такие рези, хоть на стену лезь. Сегодня же планировал уйти вообще в половине шестого, заскочить перед собранием домой, поужинать, — и вот на тебе: досиделся…
