— Да, в общем-то, и не очень сильно. Это я от неожиданности… — смущенно и виновато улыбаясь, проговорила Лида, поднимаясь с коленей.
Нина Елизаровна поддерживала ее под руку.
— Но у тебя кровь! — Она метнулась к шкафу, открыла с размаху створку, вытащила пакет с ватой, оторвала клок и, намочив в одеколоне, приложила к Лидиной ране. Намочила еще один клок и стала вытирать кровь у нее с лица. — Боже мой, господи боже мой, взять и ударить женщину!.. Что за свиньи мужики, что за свиньи! Все, кругом, куда ни глянь! За что их уважать… за что?! Трусливые, подлые, пьянчуги… Ни в одном намека на личность!
— Не надо, мама, перестань. — Лида морщилась от щиплющей боли, но терпела, не отстранялась. — Что мужчины… что их ругать. Они нас, мы их… и все это бессмысленно.
— Ага, он тебе по щекам ни за что ни про что, а ты — бессмысленно? — Аня, вернувшаяся в комнату, обхватив себя крест-накрест руками, ходила быстрым дробным шагом по узкому свободному пространству между обеденным столом и дверью, где на ночь обычно ставилась для нее раскладушка. — Ни ответить ему тем же, ни в милицию на него подать, так хоть душу отвести могу?!
Лида, глядя на Аню из-под руки Нины Елизаровны, которая все останавливала и никак не могла остановить ей кровь, сказала:
— А я за тебя и в самом деле так испугалась, Аня… Бросилась к нему, а сама думаю: вдруг и вправду ударит этими штуками мою Аньку…
Аня, стремительно развернувшись, рванулась к дивану, к сидящим на нем сестре с матерью, опустилась перед ними на колени и обхватила обеих за шею.
— Лидонька! Мамочка! — заговорила она сквозь прорывающиеся в голосе слезы. — Так хочется счастья, так хочется!.. Почему не везет, скажите. Конечно, он жлоб, дурак, ограниченный… я знала, все знала… но я хотела, чтобы он на мне женился… я с ним была бы счастлива, я знаю. Для счастья вовсе не нужен умный, щедрый, красивый… он семью хотел, детей и чтобы в доме всего в достатке… а мне больше не нужно ничего. Дом, детей бы родила, машина поехать за город… я его разглядела, он бы мне обеспечил.
— Аня! Что ты говоришь, Аня?! — Признание дочери вызвало у Нины Елизаровны приступ раздражения. — Разве в этом может быть счастье: машина, достаток… И все?
Аня разомкнула руки и поднялась.
— Дети! Я сказала: и дети!
Слез у нее в голосе больше не было.
— Но дети не могут быть самоцелью. Люди ведь не животные.
— А без детей мы выродимся, исчезнем с земли, как нас и не было! — теперь Аня говорила уже с обычной своей агрессивностью.
