— Ну… — пробормотала мать. — Может, и нет…
Наташа оделась, закрыла за собой дверь квартиры и, сбегая по лестнице, вдруг представила, как это все будет у них: соберутся, будут сидеть за столом, грузные, тяжелые, пить и говорить о знакомых, кто сейчас где и на какой должности, рассказывать о своих болезнях и о болезнях других, о том, кто каким лекарством лечится, а потом, наевшись и напившись, включат телевизор и станут смотреть «Голубой огонек», с зевотой дожидаясь его окончания, и ей стало жалко мать с отцом еще больше, и на глаза ей навернулись даже слезы. Но тут же она и зажала себя, наклонила лицо и пальцем осторожно стряхнула слезы — она не могла их себе позволить, так как с ресниц тогда потекла бы тушь.
Дверь у Ириши была не заперта, и уже от лифта слышно было, как гремит в квартире включенный на полную мощность проигрыватель. «Эв-рибоди-и!» — кричал из динамика веселый хриплый голос Гарри Белафонте.
И этот веселый, брызжущий здоровьем и радостью бытия хрипловатый голос словно вдруг приподнял Наташу над самою собой, оторвал ее от себя сегодняшней, и она почувствовала опахнувший ее счастьем ветерок своей будущей жизни.
«Все, последний Новый год такой. Следующий — совсем другой», — подумалось ей, и, улыбаясь самой себе, она переступила порог.
Из комнаты в кухню с полотенцем в руках бежала Ириша.
— Натанька! — на ходу поцеловала она Наташу в щеку. — Разоблачайся — и давай помогать. Новый год все же, надо, чтоб стол был.
На кухне толклось человек шесть — Столодаров, Маслов, Света, Оксана, Мариулла, одна из новых подруг Ириши, с которой Ириша познакомилась на турбазе прошедшим летом, — все разом говорили, стучали ножи, гремели противни, звенела посуда.
— Кто здесь объявился, кто пожаловал! — вышел из комнаты, улыбаясь, Савин. В руках у него были нож и буханка хлеба.
Наташа огляделась — рядом никого не было — и, обвив его рукой за шею, быстро поцеловала в щеку, в скулу, в губы.
— Здра-авствуй! — сказала она протяжно, отстраняясь и счастливо глядя на него.
После той первой поездки на дачу они ездили на нее с Савиным еще два раза, только уже не брали лыж и Савин не набивал полный рюкзак снеди. И Новый год они тоже хотели встречать на даче, но за два дня до тридцать первого выяснилось, что дача будет занята.
— Э-эх! — сказал Савин, зажав нож с хлебом под мышкой и помогая Наташе снять пальто. — Что за жизнь! Всю ночь любимая девушка будет рядом, и всю ночь будет недоступна.
— Но от этого еще любимее, — освободившись от пальто и снова поворачиваясь к Савину лицом, сияя, сказала Наташа.
