Из комнаты доносился перезвяк раскладываемых на столе ножей и вилок, звон рюмок; невидимый Наташе, чертыхался, громыхая своим большим крепким голосом, словно в груди у него ходили по листам толстого железа, Столодаров, открывая бутылку; пробка наконец вылетела из горлышка с тугим звонким чмоком.
— При-ве-ет! — сказала Наташа, раздевшись и входя на кухню.
Они обнялись с сестрой и поцеловались в щеки. Парамонов, картинно склонив голову к плечу, взял Наташину руку, подержал ее мгновение поднятой, а затем поцеловал, общекотав своей мягкой приятной бородой.
— Честь имею! — сказал он, улыбаясь глазами.
— На́танька! Мое — вам! — крикнул, вскинув руку с зажатым в ней консервным ножом, Маслов. Высокий, гибкий, в отлично сшитом бежевом костюме, с быстрыми ловкими движениями и такими же быстрыми, ласковыми, впрочем, глазами, он стоял у кухонного стола в углу, возле умывальника, и открывал банки с кабачковой икрой. — Натанька! Как вы насчет тайн, которые рядом с нами?
— А! Это вы о лазоходцах? — спросила Наташа. — Я слышала сейчас — Борис говорил. Но я ничего не знаю.
— И она тоже ничего не знает, — сказал Парамонову Маслов, показывая консервным ножом на Наташу. — Теперь тебе ясно, кто тормозит движение человеческого прогресса?
— Сестры Бельковы! — затягиваясь сигаретой, со смехом сказала Ириша. — Натанька, если бы мы с тобой все знали, человечество давно бы уже жило на Луне.
Маслов захохотал, продолжая открывать банку, открыл, сбросил зазвякавшую крышку на стол, бросил следом нож и, отряхивая одна о другую руки, повернулся:
— Ну, слава богу, что вы не знаете. Не хватало еще только на Луне, под колпаком, сидеть. Лучше уж все-таки здесь, на земельке.
— К чертовой матери пропадем скоро со своей земелькой, — сказал Парамонов. — Не помню, когда речную рыбу в магазине видел.
— Сестры Бельковы! — поглядел поочередно на Иришу, потом на Наташу Маслов. — Вы еще не совсем эмансипировались?
Наташа засмеялась, не выдержав, в ожидании того дальнейшего, что — она не знала, что именно, но непременно смешное, судя по многозначительности вступления, — собирался выдать Маслов, Ириша с поднесенной к губам сигаретой сказала, пожав плечами:
— Смотря что, Алик, ты имеешь в виду.
— Тарелки, — ответил Маслов, и Наташа прямо подавилась смехом. — Да не летающие, — махнул рукой Маслов, и тут уж Ириша тоже улыбнулась. — Я как мужчина могу есть и из банки, но вы-то как? Вам, наверное, надо в какую-нибудь красивую посудину это все вывалить?
