Плохая дочь | страница 49
Моя мама тоже всегда носила платья, блузки с глубоким декольте. Терпеть не могла водолазки, даже когда они были в моде. Не вязала на шею шелковые шарфики. Не обматывалась палантинами. Шарфы вообще не признавала. Все мамины подруги и коллеги считали, что мама пользуется тем, чем ее наградила природа, – роскошным бюстом. На всех сложных судебных процессах, где моя родительница выступала в качестве адвоката, она появлялась с декольте на грани приличия. У мамы не было ни одного проигранного дела. Коллеги считали, что десять процентов маминого успеха кроятся в невероятной везучести, даже фарте. Считавшийся самодуром, притом жестоким, судья вдруг заболевал, и дело переходило к судье, с которым мама сыграла не одну партию в шахматы. Прокурор, решивший ради повышения в должности любым способом выиграть дело, вдруг попадал в ситуацию, когда уже ему самому требовалась помощь такого адвоката, как мама – она считалась лучшей, если речь шла о разделе имущества и наследственных спорах. Еще десять процентов в мозге, мужском, жестком, циничном, воспитанном, даже выдрессированном игрой в шахматы и преферанс. Мама думала и принимала решения как мужчина. Она мыслила даже не как мужчина, а как мужик. Да и вела себя соответствующе. Могла и в драку кинуться или вдруг выдать: «Пойдем выйдем, разберемся». Как-то я спросила, почему она всегда кидается в драку.
– Потому что умею. Мне нравится, – пожала плечами она.
Мухлевать в картах ее научил профессиональный шулер, которого она защищала, когда только начинала свою адвокатскую карьеру. А драться?
– Ты защищала боксера, который кого-то случайно убил, не рассчитав силу? – уточнила я.
– Помнишь тир в школе у бабушки в селе?
– Помню, но туда только мальчики ходили стрелять. А мы шили наволочки или вязали.
– Ну пока все девочки шили наволочки и вязали, я стреляла и занималась боксом, – хмыкнула мама.
– Каким боксом? Там даже груши не было!
– Зачем груша? Матрас старый висел. – Мама посмотрела на меня с жалостью. Наверное, она так же смотрела на своих одноклассниц, которые были приговорены шить, вязать, готовить, танцевать, пока мальчики стреляли, лежа на матах в школьном тире, лупили по матрасу, служившему боксерской грушей, и делали массу других интересных дел. В тот момент я тоже захотела бросить маму в Терек, чтобы она уже на меня так не смотрела.
– А еще восемьдесят процентов? – спрашивали те, кто не знал маму лично и впервые слушал про секрет ее беспроигрышных дел.