– Реквизит, – сказала бабушка.
– Как красиво! Я теперь тоже буду так говорить. Реквизит! – воскликнула Залина.
– В тебе погибла большая актриса! Никого не слушай. Похороны – твоя сцена, родственники и близкие – зрители. Я не напишу фельетон. Кто-то на сцене в театре дарит счастье, надежду, а ты даришь горе. Это настоящий талант!
После этого интервью и несостоявшегося фельетона Залина каждый месяц звонила бабушке и интересовалась, оставлять для нее дату или нет?
– Пока нет, – хохотала бабушка, – я к тебе приеду живая. У меня командировка. И дочь парик для тебя выслала. Посылку передам.
– Мария, обещай мне, что, когда соберешься умирать, меня предупредишь. Я всех отменю, только тебя плакать буду! – кричала Залина в трубку.
Залина не смогла исполнить обещание. Моя мама не знала об уговоре бабушки с плакальщицей, и о смерти бабушки Залина узнала через третьи руки. Приехала на поминки. И не смогла заплакать. Впервые в жизни. Сидела и, как и моя мама, ни слезинки из себя не смогла выдавить.
Потерявшая мужа, брата, сына, мать, отца, женщина плакать не может. Она может выть, выйдя ночью в огород. Может орать, спустившись к реке, которая заглушит ее вопль. Заплакать, но так, чтобы это слышала только подушка. И подушка впитала бы слезы. Приличия требуют вести себя достойно. Не устраивать прилюдно истерик. Потом, в одиночестве, хоть оборись, хоть головой об стену бейся. Но не на людях. Жестокие требования на самом деле.
Это больно. Так, что сходишь с ума. Я могу плакать, когда смотрю фильм, слушаю музыку. Раньше, в подростковом возрасте, плакала над книгами – так, что уснуть не могла. На детских мультфильмах сейчас вообще лью слезы в три ручья. Но когда случается что-то по-настоящему серьезное, больное до такой степени, что сердце не выдерживает, я захожу в ванную, включаю воду, открываю рот, и… все. Не кричу, не плачу. Это больнее всех болей, вместе взятых, – когда хочешь плакать, а не можешь. Когда хочешь кричать, позволяешь себе, а не в силах даже прохрипеть. Хочешь ругаться, проклинать, а в зеркале отражается лишь гримаса – плотно сжатые губы, стиснутые зубы. До такой степени, что начинают болеть скулы, уши, виски и даже ключицы. Только глаза выдают нестерпимую боль. Но ни одна лицевая мышца не дрогнет.
Я заметила – когда мне плохо, у меня болят ключицы. Так, что дотронуться невозможно. Боль разрывает изнутри. Я срываю рубашку, закрытую кофту, водолазку – даже прикосновение ткани невыносимо. В такие дни ношу футболки или декольтированные платья. На шее проступают красные пятна, грудь покрывается чуть ли не волдырями, но лицо, жесты не выдают внутренней истерики.
