Он вышел к дороге, замахал костылем.
Андрей остановился.
— Спешу я, отец, на полях медленно идут дела. Ты отдыхай. Мы уж с тобой потом, в уборочную…
— Но, но, — качал головой Егор Кузьмич. — Правь, правь дела, — и заковылял обратно.
Дома он ничего не сказал Григорию, только тот заметил, что отец стал молчалив, угрюм.
— Что запечалился опять, отец. Теплое время наступило. Взял бы к Андрею сходил, в поле опять с ним съездил, веселее будет…
— Ладно, ладно, — поддакивал Егор Кузьмич, думал: «Вот он, Гришка-то, даже и подумать такое не может об Андрюхе-то…»
Андрей совсем перестал заезжать к отцу. И Егор Кузьмич не хотел больше идти к младшему сыну, хоть и посылал его Григорий наведаться.
Егору Кузьмичу и «не снилось — не виделось», что его Андрюха таким может стать. Не мог он такое угадать никак — и так ему нехорошо делалось, что он старался не думать об этом и Гришке ничего не говорил.
Однажды он попросился с Григорием на работу, все-таки среди людей: может, легче станет.
— С собой возьмешь, погляжу, как ты там?
— Поедем, поедем, отец. Сейчас автобус в лесосеки ходит, мягко, хорошо.
…Егор Кузьмич смотрел от избушки со стороны, как ловко Григорий орудует бензопилой и валит деревья, хмыкал, качал головой и думал, что хоть куда его Гришку пошли — везде у него дело идет, если не пьет он. «А вот Андрюха… Изменился… не таким стал… Да-да», — мотал головой старик.
Как-то встретив Андрея на улице, Егор Кузьмич смахнул накатившуюся слезу, и больно ему было, как Андрей похлопывал его по плечу, звал в гости, говорил, что выздоровеет он.
А он, Егор Кузьмич, и не думает к ним больше идти. Испортился Андрюха-то, не в его пошел… Сгубила его слава…
Старик поддакивал Андрею, а думал о своем… Так и разошлись. «Как вроде и чужие стали», — смахнул опять слезу старик. А он Гришку раньше ругал… Эх…
У Егора Кузьмича шевельнулось как-то нехорошо внутри, и в глазах Андрюха расплываться стал. Он еле дошел до дому, лег.
Григорий заметил перемену в отце, пошел вечером к Андрею, чувствовал он что-то неладно, хоть и отец не признавался, говорил: «Пройдет, пройдет».
— Ты хоть бы отца свозил куда-нибудь, развлек, — сказал Григорий Андрею, возившемуся во дворе около машины.
— Тебя бы вот на мое место поставить, посмотрел бы я, как ты его развлекал. Тут в сроки уложиться надо… Работы выше головы… а ему, видишь ли, на поля посмотреть… Ловит меня за деревней. От людей неловко. Каждое утро околицей выезжаю.
В груди у Григория сжало, только теперь он все понял.
