С затуманившимися глазами он как опустил ложку, так и сидел, уставившись в остывающую тарелку.
Наталья Сергеевна переглянулась с дочерью, Машенька, недоумевая тоже, едва заметно пожала плечами.
Ничего этого Степан Ильич не видел. На войне, уже в конце, едва выдавался тихий день, даже просто час, непременно начинал пиликать трофейный аккордеон и возникали танцы — скудное развлечение солдат, уставших от боев. Еще не остыли от недавнего боя танки, еще торчали дула пушек в пороховой смоле, а доморощенный умелец — музыкант самозабвенно тыкал пальцем в клавиши и уцелевшие бойцы, одни мужчины в шинелях, ватниках, в обмотках и сапогах, сцепившись попарно, шаркали подошвами на усыпанном обломками пятачке. Потом все чаще стали появляться и девушки…
Чтобы прервать внезапную и непонятную задумчивость гостя, Наталья Сергеевна сделала зятю замечание, сказав примерно то же самое, что было в разбегающихся мыслях подполковника. Только сказала она проще и короче. Что из того, что старики танцуют? Нельзя по молодости лет видеть всех людей в одном цвете. Жить, между прочим, хотят все.
Замечание тещи вызвало недоумение Никиты. Переворачивая страницу, он тычком пальца в переносицу поправил очки.
— Бапля, не смеши, пожалуйста. Танцевать надо было в свое время.
Покоробленная тем, что гость услышал это домашнее — бапля, Наталья Сергеевна сухо заметила:
— Ешь, Никита. В свое время была еще и война.
С куском хлеба за оттопыренной щекой Никита перестал жевать.
— Так теперь что же — наверстывать? Может быть, и через веревочку скакать? Играть в пятнашки?
Уверенные доводы парнишки нисколько не трогали Степана Ильича. Пока Никита говорил, он наблюдал за Машенькой, любовался, с каким молитвенным выражением на юном счастливом лице смотрела она на своего мужа и вся светилась, кивая каждому его слову: «Правда, Никита, правда!» Она слушала мужа, молча соглашалась с ним, но на ее лице отражалось что-то еще, чего Степан Ильич пока не мог понять. В голове у него мелькнуло: в семье какая-то тайна…
Заметив, что за ней наблюдают, Машенька смутилась и потерла щеки ладонями.
— Нет, — застенчиво обратилась она к подполковнику, — вы представляете на этих танцах кого-нибудь… ну, из своих знакомых? Ну вот хотя бы мою маму? Это же… да это же просто неприлично. Неужели вы не согласны?
Мила, очень мила — вылитая мать! Продолжая любоваться ею, Степан Ильич многозначительно усмехнулся и пожал плечами: дескать, как сказать! Он ждал, что возразит сама Наталья Сергеевна.
