Когда я увидела, какая случилась с ним перемена, сила страсти моей удвоилась и меня охватило такое чувство, какое едва ли можно описать. Я подумала: «Один только Мадана, наставник в любовных приемах и жестах, мог научить его такой игре глаз. Иначе откуда у этого юноши, чей разум чужд всем прельщениям, связанным с чувствами, взялся этот взгляд, который не поддается выучке, взгляд, словно бы напоенный нектаром любви и источающий амриту, взгляд, медлящий, будто от усталости, томный, будто во сне, пленяющий радостным блеском зрачков и украшенный смелой игрой бровей? Откуда у него это удивительное искусство — не прибегая к словам, одними глазами высказать тайное желание сердца?»
Сделав несколько шагов вперед, я подошла ко второму подвижнику, спутнику этого юноши, и, поклонившись, спросила: «Почтенный! Как зовут этого молодого аскета и чей он сын? Как называется дерево, кистью цветов которого он украсил свое ухо? Я никогда не вдыхала прежде такого удивительного аромата, пропитавшего всю округу, и это вызывает у меня великое любопытство». Слегка улыбнувшись, он отвечал: «Девушка, твой вопрос не так простодушен. Однако я утолю твое любопытство. Слушай!
Есть великий мудрец по имени Шветакету. Сам он живет в небесной обители, но святость его прославлена во всех трех мирах, и пару ног его почитают бесчисленные сонмы богов, асуров и сиддхов. Своей красотой он превосходит Сканду, сына Куберы, радует сердца жен богов и асуров, услаждает три мира. Однажды, желая нарвать лотосов, чтобы почтить ими богов, Шветакету пошел к небесной Ганге, чьи воды белы, как смех Шивы, и сплошь покрыты узорами мускуса, излитого Айраватой. Когда он спускался к берегу, его заметила богиня Лакшми, которая, как и всегда, восседала на белом лотосе, цветущем тысячью лепестков. А увидев его, она залюбовалась его красотой и уже не отрывала от него своих глаз, полузакрыв их от удовольствия. Под пеленою радостных слез зрачки ее трепетали, как волны, нежными руками она прикрыла уста, чуть-чуть распахнутые от восхищения, и разум ее всецело был покорен любовью. Посредством одного только взгляда она насладилась с ним счастьем любовного соития и утолила свою страсть на белом лотосе, послужившем ей ложем. Когда же у нее родился сын, она подняла его со своих колен и отдала Шветакету со словами: „Почтенный, прими своего сына“. Тот совершил над ним положенные для младенца обряды и, поскольку мальчик был зачат на лотосе, зовущемся Пундарика, дал ему точно такое же имя. А после того, как сын принял обет брахмачарина
