— Что же, товарищ Еременко, не убереглись? — мягко спросил он.
— Все заживет, поправимся, товарищ Сталин!
— Солдату прежде всего нужно здоровье!
— Да, больному трудно одолеть врага, — согласился Еременко.
— Хорошо, что понимаете, нужно беречь себя! — Еременко попытался приподнять голову, но Верховный сделал предостерегающий знак и сказал: — Лежите, лежите.
Андрею Ивановичу было неудобно лежа разговаривать со Сталиным, и он попросил подложить под голову дополнительную подушку. Главный врач с полуслова понял и сам сделал это быстро, без суетливости.
Еременко, глубоко вздохнув, слабым голосом стал докладывать:
— Товарищ Сталин, я просил установить связь со штабом фронта… — Уловив неодобрительный взгляд Верховного, он начал как бы оправдываться: — Хотелось быть в курсе дела и отдавать крайне необходимые распоряжения.
В этот момент Андреем Ивановичем владели двойственные чувства: он был доволен разработанным им планом контрудара по врагу и надеялся на его успех, но и не исключал, впрочем, неудачи: враг на брянском направлении имел возможность сосредоточить дополнительные резервы, чтобы прорваться к Москве.
— Этого делить не нужно, — прервал его Сталин, — я сам буду информировать вас о событиях на Брянском фронте. Скорее поправляйтесь.
Прошло чуть больше недели. Здоровье Еременко шло на поправку. Однажды ночью позвонил Сталин. Он сообщил, что войска Брянского фронта вышли из окружения и заняли оборону под Тулой.
Еременко понял, что контрудар, которого он так хотел, не удался.
— Беспокою вас в этот поздний час, зная, что вы ждете известий с Брянского фронта, — заключил Верховный.
— Благодарю вас, товарищ Сталин, — сказал Еременко…
Не прошло и года с того времени, а Еременко показалось, что Верховный сильно сдал, видно, тяжелые заботы и возраст надломили его. Он заметно постарел, в разговоре не было прежней порывистой резкости.
Генерал Зубарев поведал Еременко о причине плохого настроения Сталина: перед самым отъездом на фронт по инициативе, предпринятой вермахтом, решался вопрос об обмене сына Сталина Якова на генерала Паулюса. Сталин не согласился, но сам тяжело переживал…
Проводив Верховного, Еременко долго думал, как бы он поступил на его месте. Пожалуй, иначе нельзя было поступить. Если бы Сталин вызволил только своего сына, тогда он не был бы тем, кем являлся для всего народа. Вера в него ни на минуту не пропадала даже в самые тяжелые дни сорок первого…
О приезде Сталина на фронт немецкая разведка на другой нее день донесла Гитлеру. Выезд Верховного Главнокомандующего в войска был расценен фюрером как факт, заслуживающий особого внимания. Фюрер сам после этого незамедлительно наведался в Смоленск и отдал приказ о дополнительном усилении войск группы армий «Центр». Немецко-фашистское командование, введенное в заблуждение приездом Сталина на фронт, срочно стало наращивать свои оперативные резервы под Смоленском. Только когда наши войска мощным ударом прорвали оборону на Левобережной Украине и стали продвигаться к Днепру, противник начал перебрасывать часть сил из состава группы армий «Центр» на юго-запад для закрытия образовавшейся бреши. Лишь тогда Ставка потребовала от Калининского фронта начать наступление.
