Голиков, вежливости ради, легонько постучал. Человек, поглощенный сборами, стука не услышал. И вдруг нечаянно обернулся, заметил в дверях незнакомую фигуру и схватил наган.
— Стой! — крикнул он. — Буду стрелять!
— Мне нужен комбат Касьянов, — сказал негромко Голиков, стараясь не делать никаких движений, чтобы человек с перепугу не пальнул.
— Я — Касьянов.
— Я — Голиков. Вы получили шифровку?
— Получил. Но там не сказано, что ты будешь красться на цыпочках.
— Я постучал.
— А что в Москве вашей думают: с Иваном любой мальчишка справится?
— Товарищ Касьянов, мне уже восемнадцать.
— А у меня два Георгиевских креста за германскую войну! Ты еще в штаны писал, а я уже в окопе гнил! — Касьянов швырнул на стол револьвер и схватил плоскую жестянку из-под монпансье. Она звякнула, будто детская копилка с медяками. Касьянов вытряхнул из нее на широкую ладонь целую пригоршню медалей и крестов на черно-коричневых георгиевских лентах. — А здесь, видите ли, не подошел. Ты годишься, а я — нет.
— Кажурин сказал: никто не сомневается в вашей храбрости...
— Ладно. Тебе приказали — ты поехал. Снимай шинель. Пожуем чего-нибудь. — Касьянов ссыпал награды обратно в жестянку и плотно закрыл ее крышкой.
— А красивые, Емельян Митрофанович, тут места, — сказал Голиков, чтобы переменить тему. — Тихо-тихо.
— Хлебнешь ты еще, парень, нашей тишины, — пообещал ему Касьянов.
Утром перед штабной избой уже стояла шеренга бойцов. Каждый держал в поводу оседланного коня. Когда Касьянов с Голиковым появились на крыльце, раздалась команда «Смирно!» и средних лет красноармеец, придерживая саблю, подошел парадным шагом и отдал честь.
— Товарищ командир, — обратился он к Касьянову, — первый взвод в составе сорока человек построен. Комвзвода Мотыгин.
— Вольно! — скомандовал Касьянов. — Братцы, представляю вам нового командира батальона. Служите ему так же верно, как служили мне. А я вас всегда помнить буду. — Больше он говорить не мог.
— Товарищи, — пришел ему на помощь Голиков, — я тоже с грустью расстаюсь с Емельяном Митрофановичем. Низкий поклон ему за его храбрость и заботу о вас. Ура!
— Ура! — закричали бойцы.
— Здесь только сорок человек, — недоуменно заметил Голиков, поворачиваясь к Касьянову. — Где же остальные?
— В том-то и беда, что весь батальон — сто двадцать шесть человек при четырех пулеметах — разбросан на огромадной территории. Так что дай бог нашей дитяти волка поймати.
Касьянову подвели его коня, крепкого, низкорослого, мохнатого — видимо, очень выносливого. Касьянов поцеловал его в морду, махнул бойцам рукой, сел в возок, который подогнал Тимоша, и укатил.
