— Мэм, — сказал он, — вам известно, кто я такой?
— Да, — отвечала та, — да! Вы Сай Мармадьюк.
— Вот именно, — согласился мистер Мармадьюк. — Я Сай Мармадьюк. — Речь его вдруг изменилась. Если раньше он говорил как и все прочие — все эти плантаторы, поверенные, адвокаты, — то теперь в тоне его звучал оттенок угодливости, легкой пародии на речь белого простолюдина. — Вот именно, мэм, Сай Мармадьюк. Не я выбрал это место, чтобы пустить здесь корни, жить и умереть. Нет, мэм, не я! Но случилось так, что я здесь. Я, родившийся в дыре, голодавший и холодавший, росший в хлеву вместе со свиньями, я, чей папаша, когда на дороге показывался экипаж какого-нибудь фу-ты ну-ты джентльмена, тут же отступал в грязь, в канаву, и меня учил поступать так же. Да, так же, и я исходил пешком весь этот край, исходил его вдоль и поперек, с мешком за плечами, в любую погоду, пробавлялся мелкой торговлей — всякими там орешками да наперстками, всяким галантерейным товаром из мешка, таким, какой не вы, мэм, а простой народ покупает, пока не приобрел себе колченогого мула, а там уж стал развозить товар на нем и давать деньги в рост — тоже по мелочи. И вот разбогател, мэм, здорово разбогател, и лет-то прошло всего ничего, каких-нибудь сорок, не больше. Сорок лет пота и крови и хождения по дорогам в любую погоду, чтобы наконец-то иметь удовольствие ссужать деньги благородным господам, вроде мистера Старра, чтобы жилось им вольготнее, чтобы блядовали на Севере сколько влезет, а уж отпускать их черномазых — хошь направо, хошь налево — это уж особое удовольствие.
— Черномазых! — возмутился кто-то из участников похоронной церемонии. — Да ты погляди на нее, Мармадьюк, какая она тебе…
— Черномазые — это те, кого продать можно, — прервал его мистер Мармадьюк, — потому что никакие негры мне не нужны и держать их я не собираюсь. По мне, связать бы их всех одной веревкой, и провались они в тартарары! И эту девку я продам в два счета, она и оглянуться не успеет.
Тут опять раздался голос все той же дамы:
— О пожалуйста, повремените, мистер Мармадьюк! Мы сделаем подписку, благотворительную подписку через церковь Сент-Томаса. Ведь вы же, надеюсь, не откажетесь подержать ее у себя до тех пор, пока не закончится подписка?
— Если ваши вшивые благотворители, мэм, думают выторговывать моих негров и увозить их из Кентукки, чтобы отпускать там на свободу, то им будет легче уломать мистера Астора сесть на хлеб и воду! — Тон мистера Мармадьюка опять артистически переменился. Он вновь заговорил как истинный джентльмен — с безукоризненной, изысканной вежливостью. — Так что с вашего любезного соизволения, мадам, я почтительнейше откланиваюсь и отбываю!
