Увидев его, я слегка вскрикнула от неожиданности. Он медлил, разглядывая меня, и молчал, застыв в неподвижности, неподвижности, как предстояло мне узнать, особой, порожденной вовсе не неуклюжестью и тяжеловесностью, а как бы таившейся до поры стремительностью, быстротой и грацией. Так он стоял и молчал, и молчание это было также особым, одному ему присущим даром. Но потом по лицу его стала расползаться улыбка, и, увидев эту улыбку — мягкую, милую, лукавую, чуть-чуть сдобренную самоуверенностью, я почувствовала, что и сама улыбаюсь, будто извиняясь за свой невольный вскрик.
— Вы явились незаметно, — сказал он, — тихо, как … — Он замолк, словно в поисках точного и единственно верного сравнения, сомкнув кончики двух пальцев правой руки в жесте, исполненном изящества и выразительности, потом сказал: — …тихо, как рассветная роса. Doucement — comme la rosée de l’aube.
— Простите, что я вскрикнула, — сказала я по-французски.
— Вы должны разрешить подучить вас французскому, — строгим учительским тоном сказал он и тут же, просияв улыбкой, добавил: — И не надо откладывать. Я преподам вам первый урок прямо сейчас. Пожалуйста, повторяйте за мной: Je viens doucement…
От смущения я не могла повторить.
— Скажите же, — настойчиво повторил он и произнес опять. — Je viens doucement…
К моему облегчению из темноты холла послышался стук трости Хэмиша Бонда, и стук этот приближался.
Позднее этим летом я то и дело встречала мсье Приер-Дени. Он свободно перемещался по дому и в любую минуту мог оказаться где угодно — в холле, в патио или же отдыхать в кабинете. При встрече он вместо приветствия строго поднимал палец и строгим голосом говорил:
— Répète, ta petite, je viens doucement…[27]
И всякий раз я краснела от смущения и испытывала непреодолимое желание бежать, скрыться от его беглой милой улыбки, такой шутливой, такой самоуверенной …
А однажды мы встретились иначе. Это было уже к концу лета, в первых числах августа. Я вошла в холл, а он был там, как в ту первую нашу встречу — стоял и ждал чего-то. Наставив на меня палец, он приготовился в очередной раз повторить свою шутку и уже открыл рот, и я увидела его зубы — очень белые под тонкой полоской черных усов, увидела, как поблескивает влажная нижняя губа.
Не знаю, что это нашло на меня, почему это произошло. Это не было осознанно, но я почувствовала прилив храбрости и, гордо вскинув голову, решилась ответить на шутку, вдруг показавшуюся мне плоской и ребяческой. Я услыхала, как мой голос твердо и уверенно сказал:
