- Хочу переговорить с уважаемым Элишей Шором, если он позволит, - говорит ксендз. – Наедине.
Жиды[10] застигнуты врасплох. Они обмениваются между собой парой предложений, Иеремия исчезает и только через долгое время, переполненное невыносимым молчанием, он возвращается. По-видимому, ксендз получил разрешение, и теперь его ведут за полки. Все это сопровождается какими-то перешептываниями, легким топотом детских ножек, сдавленным хихиканием – словно бы за тонкими стенками находились толпы других людей, которые сквозь щели в деревянных перегородках с интересом глядят сейчас на ксендза рогатинского декана, путешествующего по закоулкам еврейского дома. И при этом еще оказывается, что лавочка у рынка оказывается всего лишь небольшим плацдармом гораздо сильнее расположившейся структуры, похожей на пчелиный улей: комнат, коридорчиков и лесенок. Весь дом оказывается гораздо большим, он выстроен вокруг внутреннего двора, который ксендз видит лишь краем глаза через маленькое окошко в помещении, в котором ненадолго останавливается.
- Меня зовут Грицько[11], - на ходу отзывается паренек с бородкой. Только сейчас до ксендза доходит, что если бы он даже пожелал сейчас отступить, то просто не знал бы, как выйти из этого пчелиного дома. Он начинает потеть по причине этой мысли, и тут со скрипом открывается одна из дверей, в них появляется худощавый мужчина в возрасте, с ясным, гладким, непроникновенным лицом, с седой бородой, в платье ниже колен, на ногах у него шерстяные носки и черные шлепанцы.
- Вот это как раз и есть равви Элиша Шор, - взволнованно шепчет Грицько.
Комната небольшая, низкая и очень скромно обустроенная. Посреди находится широкий стол, на нем лежит раскрытая книга, а рядом, в нескольких кучках, другие – взгляд ксендза жадно бегает по их корешкам, пытаясь прочитать названия. Ксендз вообще мало чего знает про евреев, ну а рогатинских знает только лишь с виду.
Совершенно неожиданно ксендзу кажется симпатичным то, что оба они небольшого роста. Перед высокими людьми он всегда чувствует себя каким-то сконфуженным. Сейчас же они стоят друг напротив друга, и на миг у ксендза создается впечатление, будто бы и тот доволен таким подобием. Еврей мягко садится, улыбается у рукой указывает на лавку для ксендза.
- С вашего позволения и при столь необычных обстоятельствах прихожу я к вам, сударь, совершенно инкогнито, услыхав многое о вашей большой мудрости и эрудиции…
Грицько останавливается на полуслове и спрашивает у ксендза:
