Через эту же форточку забрался в дом Рюминых студент в зеленых брюках со штрипками. Я запомнил его брюки, потому что барышни, спутницы студента, закричали: «Сторож идет!» И студент высунул в окно свою тоненькую ножку в зеленых брюках и принялся дергать ею, делая вид, что не может вылезти. Барышни визжали и хохотали, а мы даже и не улыбнулись. Мы с мамой осудили студента. Он совершил страшный грех. Он ломался.
Вот несколько воспоминаний, которые трудно отнести к какому — нибудь определенному времени.
Это я помню и не помню. Но старшие вспоминали этот случай по разным поводам всю жизнь.
Пасхальный стол. Я в праздничном настроении вхожу в столовую. И вдруг старшие слышат отчаянный плач. Я рыдаю, указывая на поросенка, лежащего на блюде, и повторяю в отчаянье одно и то же слово:
— Хвостик, хвостик! — повторяю я.
Я смутно помню чувство ужаса от лежащего на блюде неподвижного, разрезанного животного с точно таким же хвостиком, как у живого.
Это я видел во сне? Не пойму.
Я стою в церкви. Судя по всему, в алтаре. Где — то позади, я чувствую, должна быть моя нянька. Но я почти забыл о ней. Гляжу. Священники в светлых ризах служат, поют, взмахивая кадилом, и важно и торжественно поворачиваются, кадят в разные стороны. Где — то между ними, на блюде или на тарелочке лежит нечто, принимаемое мной за сливочное масло. Это нечто имеет полукруглую форму. Из него рочему — то торчат волосики, прямые, с вершок в вышину. Эту странную службу я запомнил отчетливо на всю жизнь. И я в те времена часто играл в нее, поворачиваясь величественно и взмахивая кадилом.
Я потерял на улице маму. Я спрашиваю у людей, сидящих на лавочке возле магазина, где она, но люди только посмеиваются. А на другой стороне улицы, на крыше дома сидят гигантские дети, не то живые, не то нарисованные, и пишут что — то карандашами или острыми палочками на каких — то кругах. Много позже я узнал этих детей на рекламах граммофонной фирмы.
Я не помню имена своих нянек — они в моей жизни играли второстепенную роль. Я вырос на руках у мамы. Но когда я записывал свои первые, самые ранние воспоминания, имя Христина вдруг выплыло из тумана. Говорила она по — кубански. Вместо «ф» — «хв». Это я знаю вот почему. Я долго не умел говорить «р». И меня учили, когда я ошибался: «Р — р–р! Р — р–р-р! Понимаешь?» И однажды, войдя в комнату, мама услышала, как я учил няньку: «Не хвантан, а фонтан. Р — р–р-р! Р — р–р! Понимаешь?»
Я вижу ее веселое лицо в веснушках. Слышу, как мама кому — то говорит, что вот у меня наконец появилась хорошая нянька.
