Теперь, когда труды и дни обоих уже принадлежат истории и, в основном, неплохо нам известны, мы видим, наконец, и наиболее существенную параллель: и Булгаков, и Шварц с начала и до конца отстаивали свою литературную независимость от посягательств господствовавшей идеологии, упорно и порой отчаянно сопротивлялись попыткам втянуть их творчество в русло пропагандистского искусства. Оба стремились во что бы то ни стало сохранять и развивать в своей работе гуманитарные и эстетические ценности русской литературы. И оба, вечно балансируя между двумя пропастями — отказа от своих творческих принципов и неверия в свои творческие силы, — упорно шли своей опасной тропой к тому предельному самовыражению и, одновременно, к той наиболее правдивой литературной модели реального мира, которая представлялась обоим в виде некоей главной прозы.
Мы не будем здесь останавливаться на сходстве стилистических пристрастий Шварца и Булгакова (вплоть до таких совпадений, как изобретение одного и того же анекдота — обыгрывания имени персонажа Иван Грозный в пьесе Шварца «Клад» и Булгакова «Иван Васильевич»). Для нас существенно было бы выявить, что же, все — таки, разнилось в жизненных обстоятельствах этих гениальных людей, что привело их от столь сходных стартов к столь разным финишам.
Мы никогда не получим исчерпывающего ответа на этот вопрос, но сравнение литературного и культурного окружения двух писателей выявляет такую полную противоположность, что фактор влияния среды на их литературные судьбы становится самоочевидным.
Те характеры, идеи, мнения, которые окружали Булгакова, заставляли его на каждом шагу сомневаться в собственных творческих импульсах, искушали его призраком компромисса и благополучия, то есть вели разрушительную по отношению к личности Булгакова работу. То, что обе попытки главной прозы Булгакова — «Театральный роман» и «Мастер и Маргарита» — при жизни автора не увидели света, можно объяснить трагическими обстоятельствами эпохи. Но то, что оба произведения практически остались незавершенными, отражает уже внутреннюю трагедию писателя.
А в среде, окружавшей Шварца, культивировались литературные традиции, взгляды и вкусы, гармонично сочетавшиеся с его собственными устремлениями, поощрявшие и стимулировавшие его самые радикальные опыты.
Все это отражено в конкретных и достоверных свидетельствах.
В кризисный для Булгакова период близкие ему люди уговаривали его сочинить «юбилейную» пьесу о диктаторе.
