Итак.
«Гонорея. История болезни.
Больной Н. 32 лет, возвращаясь из командировки, имел в поезде половую связь с неизвестной женщиной. Через два дня после этого у него появились резкие боль, жжение при мочеиспускании, обильные гнойные выделения из мочеиспускательного канала. Больной Н. обратился в КВД по месту жительства, где был диагностирован острый передний гонорейный уретрит, проведено специфическое лечение. Больной взят на диспансерный учет, данные о контактах направлены».
Вот эта таинственная «половая связь с неизвестной женщиной» будоражила мое воображение.
Ну надо же! Все в мире понятно. Люди живут семьями. Родители ходят на работу, дети в детский сад и в школу. Зимой — Дед Мороз, летом — клубника и солнце. Книжку прочитала — похвалили. В тихий час всех детей подняла на уши — поругали. Все прозрачно и предсказуемо.
Но оказывается, есть еще какой-то неизведанный мир, где люди живут другой, не очень понятной жизнью, в которой возникают какие-то связи, после чего случаются неприятности.
Члены моей семьи и все наши знакомые жили одинаково без неприятностей. Заканчивали институты, получали квартиры, рожали детей. Некоторые разводились. Тогда где-то там, в поездах, у них начиналась другая жизнь и случались эти самые неприятности.
Но моя семья к этой жизни имела самое непосредственное отношение. И об этом дальше!
Второе самое яркое впечатление моего детства о гонорее — это разговоры моей звездной мамы-доктора по телефону с пациентами.
Только вообразите. Восьмидесятые. Ни интернета, ни мобильника. Обычный проводной телефон стоит на кухне, где сосредоточена вся жизнь семьи. За циферки подсунуты записки с самыми важными, срочными и неотложными делами, на шнуре присохло тесто, потому что мама схватила трубку в разгар кухонных хлопот. Так вот этот телефон был средством наблюдения врача за пациентом. Больные звонили и делились с мамой тем, что нельзя рассказать на приеме в официальной обстановке и при медсестре. Испуганные и зажатые, подавленные диагнозом и атмосферой диспансера, они раскрывались и очищались через поток слез в телефонную трубку. Мама утешала и находила нужные слова для всех.
Я не помню сейчас эти исповеди, не помню, какими словами мама приводила в чувство расстроенные души. Видимо, это осело где-то в глубинах подсознания общим фоном и примером того, как надо общаться с пациентами. Но монолог, который был типичным и повторялся много раз, я помню. Звучал он так:
