Точка приблизилась и обрела форму путника, который шел мне навстречу! Еще четверть часа, и мы протащились мимо друг друга уставшие, но одинаково радостные, ведь теперь свежие глубокие следы показывали нам обоим правильный путь. По просеке я шел не торопясь, здесь снегопад не в силах был мне навредить. Вскоре я перебрался по стволу дерева, который вел через овраг; на этот раз я чувствовал себя уверенно. Совсем скоро я был дома.
Мне довелось еще раз добираться в Кунтики, правда, на этот раз на санях. В марте я отправился туда, чтобы заменить нормировщика, который через месяц должен был уволиться. Недалеко от лесосеки, располагавшейся южнее Кунтиков, в лесу одиноко стояла низенькая избушка, которая служила домом восьмерым лесорубам. К этим грубым мужчинам, напоминавшим мне Голландца Михеля из сказки Гауфа, я должен был поселиться девятым жильцом. Единственная комната была скудно обставлена: два стола, несколько скамеек, железная печка; вдоль стены длинные нары, на которых мы спали, тесно прижавшись друг к другу, как шпроты на сковородке. Дымящая «коптилка» (керосинка без стекла, сделанная из консервной банки) одаривала слабым светом задымленное помещение.
Каждое утро мужчины уходили на работу; я оставался один в доме, откалывал несколько тонких дровишек от одной из деревянных колод, которые валялись перед домом в снегу, затапливал печку и садился за свои расчеты. Вечером, грохоча, в комнату вваливались лесорубы с заледенелыми усами на раскрасневшихся от мороза лицах, в ватных полушубках и валенках, полных снега. Один из мужчин на улице несколькими мощными ударами крошил колоду, закидывал полную печь поленьев и разводил огонь так, что пламя шипело, дрова трещали, а железная печка раскалялась докрасна. Потом лесорубы набрасывались на ужин — мясо, сало, картошка, хлеб и, конечно, чай.
Пока готовилась еда, бригадир диктовал мне количество и массу поваленных за день стволов деревьев, а я переводил их в кубометры. Лесорубы обступали меня и с изумлением глядели на странное устройство — логарифмическую линейку, с которой я ловко управлялся. Каждый хотел знать свою дневную выработку; они дивились тому, как быстро я выдавал результат. Свои расчеты я записывал на расчерченных под логарифмические таблицы листах, которые мне выдали в Новом Васюгане. На самом деле мне жаль было тратить эту хорошую бумагу, потому что было довольно много другой макулатуры, которая сгодилась бы для этих целей.
