Как это может быть?
И зачем?
И что мне теперь с этим делать?
Я еще раз взял письмо Сэма, дочитал до конца: «А в Хобарте мы в клуб зашли, „Сида“ называется, а там хозяин — вот этот чувак — как узнал, откуда я, просил знакомому записочку передать, я взял, а потом смотрю — а там адрес твой. Тесен мир».
Тесен, конечно. Я глубоко вздохнул. Записочка, точно, нашлась внутри: «Привет, Бо, это я, Шонесси. Слышал ли что-нибудь о Л.? Будешь в наших краях — заходи. К.».
И адрес.
Сида. Вот оно как. В подоконник застучал дождь, настроение стало — совсем никуда. Надо же — Келли объявился… Пока он был жив — то есть пока он тут был жив… вечно мы с ним были немного на взводе — то он мне должен, то я ему, то его очередная любовь на меня запала, то я, неправильный, не западаю на каких-то исключительных, по его мнению, особ… Всегда вокруг него — будто озоном потягивало, и всегда какая-то адова кутерьма, кавардак, все не слава Богу.
А ведь я один, наверное, знаю, что к чему, и что за Сида такая… Только я все это время думал, что она ему правду сказала, а выходит, что ошиблась…
А было так: пришел я к нему должок забрать, позвонил, а дверь не заперта и даже вроде приоткрыта… захожу, а хозяин навстречу — в чем мать родила. Я чуть на пол не сел.
— Господи, Келли…
— Ну? Что? Ты проходи, только поберегись, не вляпайся. Извини, у меня сегодня тут бардак. Дверь не закрывай, проветрить хочу, дышать нечем.
Надо было смыться, но я так и застрял в прихожей. Шонесси тогда с какой-то художницей жил, с той, что городские стены расписывают — и в квартире у него страшно разило сейчас этой краской. И на двери было свежее синее пятно. И везде валялись вещи, тоже живописно залитые красками — одежда, обувь. На потолке и стенах растопырились весьма живописные кляксы. А Келли уже маячил задницей в гостиной.
— Садись. Кофе попьем, того-сего.
— Ничего я не буду. Я вообще за деньгами пришел.
— Не повезло тебе. Видишь, не то что без денег — без штанов остался.
— Да уж, вижу. Я пойду.
— Подожди. Посиди со мной. Недолго. Сейчас Дихи приедет, привезет…
— Что?
— Шмотки. Это… Кармен натворила. Сядь. Будь человеком. Я тебя не съем. А одному тут киснуть…
— А вдвоем — что? Веселее?
— Ну да. Ты сядешь, или тебя усаживать?
Я сел. Келли тоже плюхнулся в кресло — и хорошо сделал. Так я, по крайней мере, ничего особенного не видел. До чего все-таки унылое зрелище — голый человек… даже если он любезно скалится и предлагает кофе.
— Я тебе все расскажу. Я просто лопну, если не расскажу, — он глотал кофе пополам с дымом, поперхнулся, закашлялся. — Кармен-то моя совсем рехнулась. Орала тут на меня, скандалила… Одежду вот мою всю перепортила, и смотри, художеств мне каких навела… Что я хозяйке-то скажу?
