Были времена, когда пещера эта служила темницей искалеченному Зевсу. Сейчас темница стала домом. После того, как сила Громовержца и коварство Афины сразили буйного Тифона, обрекая великана на вечный и мучительный плен, скорбящая Ехидна переселилась сюда, в Киликию, в любимое убежище своего несчастного мужа. Здесь до сих пор пахло Тифоном – яростным, страстным, непобедимым. Он приходил к Ехидне не в боевой ипостаси, способной устрашить сам страх. Нет, иные он здесь одерживал победы, иная страсть владела им. Как Ехидна обнимала Химеру, даря всю любовь, какая скопилась в сердце, так и беспощадные руки Тифона, способные раздавить мир, как яйцо, обнимали жену, все – нежность и забота, и пальцы с драконьими головами делались просто пальцами: робкими, настойчивыми, ласковыми.
Здесь пахло и Зевсом – не грозным богом, одержавшим победу, но пленником, ничтожеством, калекой с подрезанными жилами. Эти запахи утешали Ехидну холодными ночами, когда милосердный сон шептал ей: все осталось по-прежнему, девочка моя. Тифон вот-вот вернется, встанет у входа, рассмеется так, что звезды посыплются с неба…
Она просыпалась, давилась слезами. Выползала на скалы: охотиться.
К заливу Ехидна не спускалась. После того, как мстительный Зевс убил Дельфину, свою чудовищную охранницу – подругу Ехидны, такую же дракайну[52], как она сама – Тифоновой вдове опротивел залив. Тифон, помнится, горел от гнева, узнав, что Дельфина упустила пленника. Но Тифон простил. Зевс же не простил. Вздыхая, хватаясь руками за уступы, Ехидна ползла в другую сторону: на северо-запад, к Таврскому хребту. Под ней кипела, пенилась река. Билась в мертвой хватке теснин. Летом река пересыхала, в сезон таяния снегов делалась выше на шесть локтей. Вода прогрызла в здешних горах глубокое, обрывистое ущелье. Крутизна склонов пряталась в густой поросли: черная сосна, серебряная береза, граб и бук.
Курчавился можжевельник. Пчелы вились над цветущим тамариском.
Здесь было легко укрыться быстрой, смертоносной охотнице, даже если ты Ехидна. Козы, которых она ловила, утоляли голод в достаточной степени. Козы, дикие свиньи; если повезет, медведица с медвежатами. В ручьях водилась форель. Не брезговала Ехидна и случайными путниками. Дети разбрелись по свету, змеедева коротала век одна. В гости к матери залетала только Химера, да и то лишь потому, что обитала поблизости.
– Ты так горишь местью? – повторила Ехидна вопрос.
– Месть?
Лев передернулся, коза выгнула спину. Так Химера пожимала плечами.
