Проигрыш за проигрышем. Каждый из них был проигрышем Афины. Мудрость, говорила она, скрипя зубами, когда рядом не было ни души. Мудрость – это выводы из неудач. Однажды их накопится достаточно, чтобы стать победой. Я укрощу Пегаса, я сделаю из буйной воли послушного работника. И отец возрадуется великой радостью, одарив меня улыбкой.
Увы, пока что Зевс одаривал других.
Богиня трижды прокляла свой замысел, узнав, что Гефест первым справился с поставленной задачей. В планах Афины большая роль отводилась не только Пегасу, но и богу-кузнецу. Она надеялась, рассчитывала, услышала, что да, Гефест и впрямь научился ковать молнии, настоящие молнии, способные разить не хуже природных. Она возликовала – и низверглась в бездну отчаяния, выяснив, какую награду запросил у Зевса хромой урод Гефест.
Ночь с Афиной, сказал он. Отец, ты обещал!
Я обещал, кивнул Зевс.
⁂
– Отец! – вскричала Афина.
Богине мудрости хватило ума вскричать это не сразу, дождавшись, пока счастливый Гефест покинет Олимп и спустится в кузню на Тринакрии. На пороге Зевсова дворца он обернулся и подмигнул Афине. До конца своих дней, что для бога значит вечность, она будет помнить мерзкую ухмылку и масленые глазки кузнеца. Скалы раскрошились бы, угоди они между зубами Афины – так сильно она стиснула челюсти, чтобы не издать ни звука. И только потом, оставшись с отцом наедине…
– Отец! Как ты мог?
Зевс сдвинул брови. В воздухе запахло грозой, тучи стадами круторогих быков двинулись к Олимпу. С недавних пор Громовержец болезненно относился к подобным вопросам. Кто-то оспаривает решение владыки? Любимая дочь? Любимцы стоят к трону ближе других. Ты сидишь, они стоят, смотрят, переглядываются – и поди пойми, о чем они думают, глядя на твой венец.
На плечах и груди владыки замерцала эгида – шкура Амалфеи, козы с Крита, вскормившей младенца Зевса своим молоком. Выяснив, что шкура Амалфеи прочнее любого доспеха, Зевс не поленился ободрать кормилицу. Случалось, он давал эгиду Афине, если дочери предстояла опасная битва. Сейчас, вне сомнений, был не тот случай.
– Я обещал, – повторил Зевс. – Я сказал, что исполню любое его желание.
Не перечь мне, звучало в словах отца.
– Но почему я?
Зевс пожал плечами:
– Он так захотел. Прекрасный работник, золотые руки. Увы, я никогда не понимал, что творится в его косматой башке. Детские мечты, глупые восторги. Наверное, он ударился головой, когда я сбрасывал его с Олимпа. Грезит о всякой ерунде, болван.
