Тем временем молодой всадник уже преодолел сотню ярдов. Он едет шагом, не поворачивая головы, вперед по длинному склону. Как прекрасно! Боже! Мы все отдали бы, чтоб оказаться на его месте, обладать его духом! Он не вытаскивает саблю, его правая рука непринужденно опущена. Ветерок красиво колышет плюмаж на его головном уборе. Солнце любовно, как бы благословляя, освещает его погоны. Он едет напрямик. Десять тысяч пар глаз устремлены на него с таким напряжением, что он не может его не чувствовать; десять тысяч сердец бьются в унисон с неслышным постукиванием копыт белого коня. Он не один — все наши души с ним. Но мы помним, как над ним смеялись. А всадник движется вперед и вперед — к стене с живой изгородью. Ни взгляда назад. О, если б он обернулся, если б увидел нашу любовь, обожание, раскаяние!
Не слышно ни слова; в глубине леса жизнь кипит и жужжит невидимым роем насекомых, но вдоль линий войска — тишина. Величественный командир — застывшая конная статуя. Без движения сидят верхом штабные офицеры, не отрывающие от глаз бинокли. Передовая линия на краю леса учитывает новый характер приказа «внимание!», каждый человек застыл в том положении, в каком осознал, что происходит. Эти огрубелые, опаленные войной люди, для которых смерть в самых страшных ее проявлениях — факт ежедневной жизни; спящие на земле, сотрясающейся от грохота пушек, обедающие под летящими снарядами и играющие в карты подле трупов близких друзей, — все они с бьющимися сердцами, затаив дыхание, следят, что происходит с одним человеком. Таков магнетизм мужества и жертвенного подвига.
Оглянись вы теперь, увидели бы одновременное движение среди зрителей — единый порыв, словно их ударило током, а посмотрев на удалявшегося всадника, заметили бы, что он в этот момент изменил направление и едет уже под углом к предыдущему курсу. Зрителям кажется, что внезапное изменение могло произойти из-за выстрела, а может быть, и раны, но, взглянув в бинокль, можно разглядеть, что всадник направляется к бреши в стене и живой изгороди. Он собирается, если его не убьют, въехать внутрь и посмотреть, что там творится.
Не стоит забывать причину действий молодого человека; не считайте его поведение бравадой или бесполезной жертвой. Если враг не отступил, значит, притаился на холме. Разведке ничего не стоит обнаружить наши передовые линии; а понять, что мы приближаемся, можно без наших пикетов, кавалерийских постов, стрелков; наши атакующие части, стоит им выйти из укрытия, сразу станут заметными, открытыми для артиллерийского огня, который сметет все, а ружейный огонь довершит остальное. Короче говоря, если враг там, то нападать на него спереди — безумие; здесь надо действовать ловкостью, угрожая его линии связи, столь же необходимой, как воздушный шланг для ныряльщика в морскую глубину. Но как понять, где на самом деле враг? Только одним путем — кто-то должен пойти и узнать. Обычный способ — послать вперед стрелков. Но в этом случае они ответят утвердительно на этот вопрос, отдав свои жизни; враг, укрывшись в две шеренги за каменной стеной и живой изгородью, подождет, когда они подойдут совсем близко. Первый залп сразит половину любопытствующих, вторая половина падет прежде, чем решится на отступление. Какой дорогой ценой утоляем мы любопытство! С каким трудом армия подчас обретает знание! «Плачу за всех», — говорит отважный молодой человек — этот воин-Христос!
