Ни с одной из них не чувствовал того, что почувствовал сейчас с Клэр. А ведь они знакомы менее двух дней. И это всего лишь поцелуй.
Тогда почему, отрываясь от нее, он чувствовал себя так, словно отрывает часть себя?
И самое удивительное, она, похоже, чувствовала то же самое. Ее тело сливалось с его телом, руки держали его лицо. Поцелуй становился крепче. Она удивительная, теплая и сильная. Ее губы рождали в нем желание такой силы, о котором он даже не подозревал.
Нет, это не просто поцелуй. Скорее, подтверждение невысказанного обещания, которое она дала в тот миг, когда налетела на него в воде.
Клэр.
Если бы сейчас она захотела уйти, он бы отпустил. Конечно, отпустил. Иначе нельзя. Эта женщина заслуживает уважения.
Уважение.
За этой мыслью пришла другая и, как удар молнии, вернула Рауля к реальности.
Она спасла ему жизнь, поранилась, пустила его в свое убежище. А теперь он хочет ее так, как никого не хотел за всю жизнь.
Но он человек чести. Принц. Это молотом стучало в мозгу.
Но даже не смог признаться, кто он такой. Если он даст себе волю, она, проснувшись утром, узнает, что переспала с наследником трона Маретала. Это не пройдет без последствий, которые шлейфом тянутся за ним с самого рождения.
Переспать с женщиной, с которой только что познакомился?
Но мог ли он думать о последствиях? Он целовал Клэр, а она целовала его. И как тут думать о том, что будет потом?
Отступить невозможно.
Интересно, как долго длился поцелуй. Да можно ли измерить такое? И разве она могла думать о том, чтобы это измерять? Клэр хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
Рауль обнимал ее. Ее грудь прижималась к его груди.
Это казалось таким естественным, правильным. Будто она наконец обрела свой дом.
Рауль. Это имя звучало в голове, как ода радости. Рауль.
Неужели сказались четыре месяца одиночества на острове? Своего рода синдром Робинзона Крузо.
Страсть захлестывала с головой. Клэр вдруг стало казаться, что она слишком тепло одета. И Рауль тоже. Ее руки почти непроизвольно потянулись к его рубашке и попытались…
Рауль накрыл их ладонями и сжал. Отстранил ее от себя. Казалось, он сейчас умрет. Каждый нерв сопротивлялся осмотрительности, привитой с рождения.
Впрочем, боролся он не только с осмотрительностью. Где‑то неугомонным молоточком пульсировала мысль, что он ступает на неизведанную территорию особенной женщины.
Она сумела пробиться сквозь барьеры, которыми он тщательно окружал сердце с тех пор, как умерли родители. Ему никто не нужен. Он рано это усвоил. А Клэр пробилась сквозь шторм, спасая ему жизнь. Да, в тот момент он не смог бы обойтись без нее. Сейчас все его существо твердило, что она нужна ему еще больше.
