— Спокойной ночи, мой мальчик. — Она поцеловала его, хотела потушить лампу, но остановилась. — Может, тебе приятнее спать при свете?
Он кивнул и улыбнулся. Она наклонилась над ним и сказала ласково:
— А теперь, молодой человек, надо постараться забыть все, что вы видели плохого. У вас только две заботы: отсыпаться и толстеть. Договорились?
— Договорились.
* * *
Танги опустил стекло и смотрел на госпожу Люсьен, стоявшую на платформе. На ней было серое платье и маленькая черная шляпка. Она казалась взволнованной. Танги прожил у нее неделю. Он ездил в Игельдо, катался на лодке по заливу, гулял в старом порту и даже ходил с ней в кино. Теперь он уезжал. Он отправлялся к бабушке в Барселону. Он написал ей, но не получил ответа. Он попытался улыбнуться и еще раз пожал руку госпоже Люсьен. Паровоз дал гудок.
— Напиши мне!
Танги кивнул головой.
Танги жадно вглядывался в широкие, опаленные солнцем просторы, в необъятные дали, уходившие за горизонт. Он говорил себе: вот она, его родина, земля, где он родился. Он гордился ею. Он смотрел на величественный и суровый пейзаж, и что-то трепетало у него в груди. Танги ехал в вагоне первого класса; он был хорошо одет; на коленях у него лежало несколько газет, но он и не думал их читать. Его переполняла лишь одна чудесная мысль: для него все наконец кончено наступил мир. Теперь он может начать новую жизнь, мирную, счастливую. Он попытался представить себе бабушку, но не мог. Затем, устав от мыслей, он позволил поезду ласково баюкать себя и не старался понять, о чем он думает.
— Здесь живет госпожа де Байос?
Танги стоял перед особняком, на который ему указали прохожие. Он говорил с привратницей, маленькой толстой черноволосой женщиной. Она оказалась весьма болтливой особой.
— Госпожа де Байос? Да ведь она умерла!.. Вот уже три месяца, как ее не стало! Она занимала второй этаж. Этот дом принадлежал ей одной. А теперь его конфисковал профсоюз. Но кто вы такой? Что вы хотите?
Танги пытался улыбнуться. Он сразу почувствовал, что очень устал. У него было лишь одно желание — отдохнуть. Он плохо понимал, что с ним происходит.
— Ничего, — сказал он, — я ничего не хочу.
— Вы ее родственник?
— Внук.
— Тот самый, что попал в лагеря там, у этих французов?
— Да.
— Святая Мария-Магдалина! Бедная госпожа! Как она, наверное, страдает сейчас! Если бы вы знали, сколько она мне говорила о вас! Все кругом постоянно говорили о вас. Только о вас они и твердили… Войдите же на минутку, сударь. Войдите, прошу вас. У меня, правда, тесновато, но вы доставите мне большое удовольствие. Отдохните хоть немножко.
