Лагерь оказался громадным городом. В сущности, там было два города: один — построенный из цемента, другой — состоявший из поставленных рядами деревянных бараков. Эти бараки были длиннее и шире тех, что Танги видел во Франции; они образовали целые улицы. Вдоль улиц даже проложили тротуары из досок.
Вновь прибывших арестантов сначала отвели в цементный город. Группа высоких зданий образовала правильный квадрат: здание администрации, жилой дом лагерной охраны, лазарет с подсобными помещениями и каптерка с дезинфекционной камерой. Эти четыре постройки стояли по сторонам большого мощеного двора, или плаца.
Танги ждал на этом дворе больше часа. Согласно приказу, он снял всю свою одежду и стоял совершенно голый. Он держал в одной руке свои жалкие пожитки, измазанные за долгую дорогу, а в другой — карточку матери. Он не знал, позволят ли ему сохранить ее. Толпившиеся вокруг товарищи жаловались на голод и жажду. Они спрашивали, дадут ли им чего-нибудь поесть. Несколько старых заключенных, пришедших во двор узнать новости, сказали, что новичкам ничего не полагается, но те, у кого есть деньги или ценные вещи, могут кое-что раздобыть. Например, обменять золотые часы, кольцо или какой-нибудь дорогой сувенир на стакан воды или на кусок хлеба величиной с детский кулачок. У Танги не было ничего для обмена. Он ждал. Он так обессилел, что не чувствовал ни усталости, ни голода. У него осталось лишь одно желание — лечь и забыться. Но администрация работала не спеша.
Только через три часа Танги добрался до каптерки — последней административной инстанции. За прилавком стояли двое заключенных. Танги протянул одному из них свои пожитки; тот взял. В руке у Танги осталась карточка матери.
— Это что? — спросил его каптер.
Танги проглотил слюну и попытался улыбнуться:
— Моя мать…
Человек взглянул на Танги и, пробормотав: «Ладно!» — принялся искать ему одежду по росту. Дело было нелегкое. Наконец он сделал вид, что нашел то, что нужно.
— Бери, — сказал он, — вот эта как раз впору. Ничего в ней не меняй. Одевайся и иди в регистратуру. — Он дал ему форму политического заключенного… — Кстати, спрячь куда-нибудь свою фотографию и не говори, что я ее видел. Я ничего не знаю. Понятно?
Танги кивнул. Он надел арестантскую форму, которая была ему очень велика, и спрятал карточку на груди. Затем он пошел в контору, где его записали под номером 3401, после чего вернулся во двор.
— Эй ты, малыш! Отправляйся с этой группой!
