Мало-помалу атмосфера в запломбированном вагоне становилась невыносимой. Дети сидели тут уже двое суток. Стояла палящая жара; от стен вагона шел пар; солома провоняла мочой. У Танги кружилась голова. Ему казалось, что тело его стало необычайно легким. Он твердил про себя: «Я сейчас упаду… сейчас упаду…» Но он сидел на полу и потому не мог упасть. Кровь приливала у него к голове, в ушах шумело. Ему вдруг становилось холодно, и он начинал дрожать. Но в то же время от духоты он весь покрывался по́том. Его мучила жажда, и он плакал от отчаяния. Хотелось встать и что есть силы колотить в дверь. Но он не мог подняться от слабости. В бессильной ярости он кусал себе руки и губы; слезы негодования текли у него по щекам. Он проклинал немцев и называл их «сволочами».
На третий день Танги казалось, что он сходит с ума. У него так болела голова, что хотелось кричать. Во рту пересохло; губы слиплись, и не было слюны, чтобы их смочить. Дрожь сотрясала все тело. Он в отчаянии смотрел в щель вагона: «Они нас уморят… Они хотят, чтобы мы умерли… Но я не хочу умирать… Не хочу…»
Все дети кругом плакали. Некоторые, не в силах больше удерживаться, ходили прямо под себя. В вагоне стоял тяжелый запах экскрементов. Горячие лучи августовского солнца проникали сквозь крышу в вагон и падали на воспаленные головы. Дети сидели, тесно прижавшись друг к другу, и не могли шевельнуться. Ги лежал и плакал. Он дрожал, а руки у него были влажные. Танги машинальным движением ласково поглаживал длинные черные кудри мальчугана.
Наконец, через шестьдесят часов после отъезда, поезд остановился. С дверей сняли печати. Танги встал и, пошатываясь, вышел из вагона. На соседней платформе эсэсовцы выстроились цепью с ружьями наперевес. Арестованным разрешили присесть возле вагонов. На глазах у эсэсовцев мужчины, женщины и дети присели и стали справлять свои естественные потребности. Танги икал от удовольствия. Никогда он не думал, что возможность сходить по нужде может доставить такое облегчение. Левой рукой он вытирал свое залитое слезами лицо. Он осмотрелся вокруг. Старик еврей тоже присел возле вагона. Он был по-прежнему в котелке. Заметив Танги, он улыбнулся ему. Все радовались. Небо было голубое, солнце сияло, всем казалось, что они оживают: у них вновь появилась надежда.
Арестанты поднялись. Принесли два дымящихся котла и поставили на землю. Заключенные стали в очередь. Им раздали жестяные котелки. Все были довольны. Люди переговаривались, спрашивали друг у друга, как самочувствие, шутили и смеялись.
