Он снова сел на место и подумал, что все детство он провел в поездах. Ему вспомнилось прозвище, данное ему Мишелем: «Танги-Омнибус». При мысли о друге сердце его сжалось от тоски. Однако он сдержался и не заплакал. Он спрашивал себя: когда они приедут? Но ведь он не знал, куда они направляются, и потому не имел понятия, сколько надо времени, чтобы туда добраться. Он старался заснуть, ибо внутреннее чутье подсказывало ему, что необходимо беречь свои силы. Он подумал о матери, которая, наверное, ждет его в Мадриде, и беспомощно развел руками: «Ведь я не виноват…»
В вагоне стало совсем темно. Арестованные сидели, тесно прижавшись друг к другу. Госпожа Пюиделливоль обмотала шею Танги шерстяным шарфом. Он ненадолго забылся. Стояла холодная ночь. Поезд, равномерно постукивая, продолжал свой путь. Наконец он замедлил ход. Из тумана выплыло несколько огоньков. Танги очнулся дрожа и поглядел в окно. Немецкие солдаты и офицеры с винтовками за плечом расхаживали взад и вперед по плохо освещенной платформе. Из громкоговорителей зазвучал голос. Танги разобрал только одно слово:
— Achtung! Achtung![5]
В вагон вошли два немецких солдата. Французские жандармы поздоровались с ними. Они пожали друг другу руки и обменялись сигаретами. Спутники Танги проснулись. Коген во что бы то ни стало хотел выйти из вагона. Он говорил, что там его ждет жена и, кроме того, война уже кончилась. Сидевшие рядом товарищи удерживали его на месте.
Остановка показалась Танги бесконечной. По платформе прогуливались немецкие офицеры в фуражках с торчащими козырьками. Танги решил, что у них форма красивей, чем у французов, и что у немцев выправка лучше. Наконец поезд дрогнул, двинулся вперед и продолжал свой ночной путь. Танги хотелось есть. Он подумал, что поезд увозит его все дальше и дальше от матери. Но он не заплакал. Ему просто хотелось знать, где же он находится.
Проснувшись, Танги понял, что путешествие их близится к концу. Он очень обрадовался, убедившись, что они подъезжают к Парижу. Он жадно разглядывал большие, семиэтажные дома со множеством одинаковых труб и длинные улицы с бесчисленными ресторанчиками. Он был почти счастлив. Мать столько рассказывала ему о Париже, что ему казалось, будто, приехав в этот город, он повидается с ней. Он покорно вышел за немецкими солдатами и первым взобрался на грузовик. Над серыми домами он увидел вдали старый костяк Эйфелевой башни, и у него запрыгало сердце. «Это Париж, — прошептал он. — Париж!..» Он все повторял это волшебное слово и улыбался, представляя себе, как удивилась бы его мать, если б узнала, что он в Париже…
