– Значит, ты хочешь перенестись обратно в Лиаскай? – растерянно уточняет папа.
– И перенесусь.
– А как же мама?
Попал не в бровь, а в глаз.
– А тебе есть до нее дело? – огрызаюсь я. – Сам-то думал о ней, когда ушел?
– Прости, ты права, – примирительно поднимает руки папа. – В отличие от меня, у тебя хватило смелости донести до нее правду.
– И это было непросто. Весь последний год она не оставляла попыток упечь меня в клинику.
– Прости, я оказался слабаком, – опускает взгляд папа.
– У тебя были свои причины, у меня свои. Все в порядке.
Папа потирает лоб. Припоминаю, что раньше он так делал, когда о чем-то размышлял. Тогда брови у него были черные, а не пепельно-серые, как сейчас.
– Ну допустим, я попрошу тебя вернуть мне Церцерис. Ты вернешь?
Я улыбаюсь, хотя мне нелегко справиться с нахлынувшими чувствами.
– Конечно. Но потом выкраду обратно.
Папа кивает, будто именно так он и думал.
– Она очень сильна?
– Лиаскай?
– Да, – взглянув на меня, папа удивленно качает головой. – Ты ведь не из-за нее хочешь вернуться? Из-за того юноши.
– Ой, что это тут у нас? – весело спрашиваю я. – Папа хочет провести с дочерью воспитательную беседу о мальчишках?
Но, кажется, папа настроен серьезно.
– Я смутно помню последние несколько лет. Все как в тумане. Но твоего Лиама я помню. Он хороший парень?
– Нет.
Лиам не хороший. У него множество имен, за его голову обещают огромные деньги. Возможно, он и сам точно не знает, за которой из бесчисленных личин скрывается его истинная суть. Благодаря Лиаму я бесконечно доверяю только себе, потому что не могу слепо довериться ему.
– Он лучший.
– Смотри, не потеряй голову, – предупреждает папа.
– Только в Лиаскай я чувствую себя собой, и Лиам тут совсем ни при чем, – со смехом отвечаю я. – В любом другом месте я – лишь тень себя, тихая и застенчивая. Однако в Лиаскай… я становлюсь настоящей.
Папа неуверенно кивает: он явно не очень понимает, что я имею в виду, но не спорит.
– Ты будешь в безопасности?
– Спроси о чем-то другом, тогда я, возможно, отвечу «да».
– Майлин? Я не заберу Церцерис. Он давно твой.
Четвертый день, пятый… Я подумываю навестить Натаниеля. Надо бы обзвонить больницы в Дублине или спросить у соседей, куда его госпитализировали. Увидеть Натаниеля безвольно лежащим на больничной койке… Мне придется пересилить себя.
Однако я не делаю ни того ни другого. Это станет последней каплей, которая переполнит чашу, и я сойду с ума.
Еще пять дней. Нет. Я знаю Лиама, а он знает меня, поэтому прискачет в Ущелье заранее. Как же хочется сделать из оставшихся пяти дней три!
