— Пожалуй, разведу костер.
Они набрали хвороста, сложили их у входа в палатку и, едва пламя занялось, устроились на пороге, поближе к огню. Исподволь поглядывая на соседку, Дэвид пытался сообразить, нравится ли ему ее новый цвет волос, и в конечном итоге решил, что нет.
— Как только доберемся до острова, сразу перекрашивайся обратно.
Барбара изумленно вскинула брови.
— С чего бы?
— Брюнеткой тебе лучше. И потом, мне надоело думать, что ты моя… моя… — Он сконфуженно замолчал.
— Давай, договаривай, — потребовала Барбара.
Он заставил себя посмотреть в холодные серые глаза.
— Не пойми меня неправильно, но ты столько времени жила со мной под одной крышей, готовила, стирала. В общем, так получилось, что я…
— Стал считать меня своей женой, — закончила Барбара.
Раздавленный, Дэвид уставился в огонь:
— Полная нелепица.
— Бред, — подтвердила она.
Он, не отрываясь, смотрел на пламя, опасаясь поднять взгляд, чтобы Барбара не догадалась про обуревавшие его чувства. Однако гадать не было нужды, она знала.
Прохладные пальцы коснулись его щеки.
— Бедный Дэвид. Добродетельный, благородный Дэвид. Ты все-таки меня заметил.
— Заметил? Когда?
— В тот день на плоту. Я ждала твоего внимания, а, не дождавшись, разозлилась. И злюсь до сих пор. Ведь ято тебя заметила. Перед мысленным взором всплыла дамба, тело Дэвида уподобилось конструкции из бетона и стали. Толща воды напирала на нее, давила, силясь отыскать лазейку, брешь в монолите.
— Люди твоей породы отличаются от нас, — продолжила Барбара. — Ваш идеализм возводит между нами неприступную стену, в глубине души мы осознаем собственную ничтожность и потому пытаемся низвести соперника до нашего уровня. По крайней мере, так видится со стороны, однако в действительности мы не стараемся низвергнуть вас, а стремимся сами подняться до вашего уровня.
Дэвид по-прежнему смотрел в сторону, но везде видел Барбару. Она присутствовала повсюду, в каждом дуновении ветерка. Драгоценный миг оказался фальшивкой, дешевой подделкой под золото. Только сейчас он обрел истинное сокровище, предначертанное ему судьбой.
Когда Дэвид, наконец, обернулся, ее лицо было совсем близко, он ощущал теплое дыхание на своих губах. В тот же миг дамба рухнула. Погасли звезды, небо разверзлось, и воцарилась тьма. И воцарился свет. И любовь.
После этого поездка превратилась в нескончаемую череду унылых, мучительных дней, сменявшихся долгожданной ночью. С рассвета до заката Дэвид наслаждался близостью Барбары и терзался ненавистью к себе. Затем наступал самый страшный момент — вечер, когда они наблюдали, как Хелен бродит по заброшенным каньонам или резвится в пустынной долине. Глядя на их виноватые лица, она непременно догадается об измене, сообразит, какие страсти кипят в палатке, пока законная супруга безмятежно спит в своей десятиколесной кровати. Но если Хелен о чем-то и догадывалась, то виду не подавала.
