— Так кто бы спорил? — картинно всплеснул я руками. — Александр Александрович — наше все! Да, а вы тоже, как Блок?
— Что, тоже? — не поняла девушка.
— Не возражаете, если я закурю?
Похоже, девушка удивлена, что чекист спрашивает у нее разрешение закурить, но милостиво кивнула:
— Курите.
Я нарочито медленно достал папиросу, смял мундштук, поднес к губам и чиркнул спичкой. Затянулся, надеясь, что не закашляюсь. Не курил давно, а вот, поди же ты, приходится. И что не сделаешь ради важного дела, простите за тавтологию.
— Можно и мне папиросу? — попросила девушка.
Милая, я же их для тебя и покупал! Конечно можно.
Жадно затянувшись, девушка в блаженной истоме закрыла глаза. Затянувшись еще раз, нервно спросила:
— Так что там у Блока? Вы начали говорить, но не досказали.
— Покорный ласковому взгляду,
Любуясь тайной красоты,
И за церковную ограду,
Бросаю бомбу и стихи[2].
— У Блока нет такого!
— Это не Блока, это пародия Виктора Полякова. Только вы, девушка, бомбу не успели бросить.
— Не бомбу, а гранату. И не успела, потому что ее латыши нашли. Рыцари революции, не стесняющиеся по женским туалетам шнырять, — презрительно сказала девушка.
— Значит, это были все-таки вы? А я думал, начнете изворачиваться.
— А зачем? — хмыкнула девушка. — Все равно расстреляете.
— Ну, это не я решаю, а трибунал. Но пока ваши анкетные данные выясняют, времени много пройдет. Может, он и передумает, заменит расстрел хозяйственными работами. Вы же ущерб нанести не успели.
— Можно еще одну? — спросила юная террористка и, не дожидаясь ответа, вытащила еще одну папиросу.
Выкурив в три затяжки папиросу, потянулась еще за одной, но я отодвинул пачку. Этак моей зарплаты для подследственных не хватит. И так, благодаря Полине, всего десять рублей осталось.
— Давайте, вначале выполним кое-какие формальности, — мягко предложил я, потянувшись за ручкой. — Ваша фамилия, имя, отчество, социальное положение. Как я полагаю, вы принадлежите к партии социал-революционеров?
За последнее время я уже вполне сносно научился управляться перьевой ручкой и чернилами. Все дело в практике.
Итак, Софья Николаевна Ананьевская, дворянка, девятнадцати лет, выпускница Мариинской женской гимназии, член РСДРП (б) с августа тысяча девятьсот восемнадцатого года.
— Социал-демократической партии? — растерянно спросил я. — Вы, наверное, хотели сказать — российской коммунистической партии большевиков?
Стоп. Почему большевиков? Террористка, и большевики?
